Леонид Воробьев - Недометанный стог (рассказы и повести)

Пение птиц встретило нас у Синичьей горы, возле Петровского кладбища. А дальше открылась прямая, как стрела, дорога. С одной стороны, где асфальт затенялся кустами, он был влажен и те мен. А на другой стороне было тепло, и уже сквозь кеды ощущалась нагретая поверхность.

Влажными были пока верхушки кустов, а воздух уже мрел, дрожал, покачивался. Несмотря на рань, первые самолетики срывались с аэродрома и уходили, делая разворот. Из-за мреющего воздуха казалось, что у них мелко дрожат крылья, как у стрекоз.

Вдалеке, прямо перед нами, виднелась церковь Благовещения в Аркажах. У новгородских церквей есть одна особенность. Скажем, идешь к какому-нибудь современному высокому зданию, оно издали кажется маленьким, а потом растет и растет, только голову задирай. А новгородские церкви невелики по размерам, а выглядят, что издалека, что вблизи, так внушительно, что диву даешься. Стоит хотя бы взглянуть на Спас-Нередицу. Или уж места такие выбирались, или особенности архитектуры, либо то и другое вместе.

Стояла церковь Благовещения, как большущий поднебесный храм. И здорово же, что крыли многие церкви осиновым лемехом. Не чернеет он, как-то светлеет, голубеет по-особому, а в утренних лучах светились крыша и купол, как старое серебро.

Снежный конус облака стоял над самым крестом. Шагали мы не спеша к церкви. Дышалось легко, но чувствовалось, что будет жарко. И я сказал:

— Жарко будет. Покупаемся вдоволь.

А Юлька все глядела на церковь, а потом посмотрела на меня огромными — материными — серыми глазищами и спросила:

— Пап, а ты когда-нибудь в жизни в бога верил?

Я растерялся:

— То есть что это ты… верил?

— Да нет, ты меня не понял, — пояснила Юлька. — Я знаю, что ты неверующий. Но, может быть, у тебя такой момент был, что ты готов был поверить, или молился там, или еще как? А?

Я думал-думал и сказал:

— Пожалуй, Юлька, был такой момент. Когда в институт поступал, чуть на последнем экзамене не провалился. Тогда я в душе и бога, и всех чертей призывал, чтобы выручили. Помогло.

Юлька выслушала меня и заметила:

— Ну, это значит — не верил. Это не вера, а жульничество. Вера — это совсем другое.

«А какое другое?» — хотел спросить я, но искоса посмотрел на Юльку и почему-то удержался.

Важно шагала моя дочь по теплому асфальту. Хороши были брючки на ней и блузочка. И сама она была хороша. «Красивая будет», — подумал я с гордостью.

Подошли к церкви Благовещения и сели на скамейку под большими липами. Тихо и солнечно было тут. В кронах лип гудели шмели и пчелы. Направо от нас уходила в густую траву еле заметная тропка, а вела она к белому домику на берегу пруда. Возле домика сушилась сеть, и не видно было ни одной живой души. Юлька сходила на заросшее маленькое кладбище за церковью, принесла оттуда букет.

Я знал, что внутри церкви есть очень ценные фрески, но церковь была заперта, и я стал рассказывать Юльке то, что знал о строительстве церквей. Рассказал об изуми тельной многоцветной кладке, о внутреннем устройстве, об алтарных апсидах, о столбах, лопатках, закомарах. Об осиновом лемехе на куполах и крышах. Упомянул церкви в Кижах. В общем выложил почти все, что знал об этом.

Юлька слушала внимательно и сосредоточенно, а когда я кончил, вылила на меня ушат холодной воды:

— Да это я все знаю. Нам Альбина Максимовна, когда на экскурсию ходили, еще больше рассказывала.

Посидели мы, помолчали. Неожиданно Юлька сказала:

— А вот если бы умереть, хорошо бы, чтобы здесь похоронили. А на кладбище неуютно и тесно как-то.

Так меня ударило это по сердцу, то ли потому, что и мне пришла в голову подобная мысль, то ли из-за того, что сказала это моя дочь. Да так серьезно, по-взрослому, просто страшно сказала. Вскочил я и грубовато прикрикнул на Юльку:

— Да ты что! Чего мелешь? А ну, пошли дальше!

Двинулись к Юрьеву монастырю, по аллее из вековых плакучих ив. Поплескивалась рыба в озере, слева и справа от насыпи дороги. Мы останавливались у дощатых щитов, перегораживавших путь рыбе из одной половины озера в другую. Потом зашли на мызу. Тут еще наносило прохладой, и пахло озером и цветами. Двое мужчин косили траву на подкормку, а рядом ходила лошадь и подергивала шоколадной кожей, досадливо потряхивала головой, когда ее беспокоили комары и овода.

Зашли в монастырь. Я было стал объяснять Юльке, почему колокольня у входа выглядит непропорциональной, но, оказывается, и это она знала. Походили по Георгиевскому собору, где девушка-экскурсовод, пытаясь придать своему голосу вдохновение, водила за собой, как стаю гусей, кучку иностранцев. А затем отправились в столовую — бывшую монастырскую трапезную.