Федор Панфёров - Волга - матушка река. Книга 1. Удар

Часа в три утра, закончив дела, Аким Морев, собираясь домой, как бы между прочим спросил Петина:

— Вы там как… устроили Синицыну?

— Предлагал номер в гостинице — отказалась. Ответила: «Остановилась у знакомых».

«Эх, Петин! Не догадался узнать где», — мелькнула у Акима Морева досадная мысль, и он произнес:

— Что же не узнали? Вдруг понадобится еще до заседания бюро.

Три раза переспросил, отвечала одно и то же: «У знакомых».

«Значит, не пожелала сказать, — заключил Аким Морев. — Если бы я ей хоть в какой-то степени был нужен, она непременно оставила бы адрес. Да. Ну, что ж? Пойдем домой, Аким Петрович». — С этими грустными думами он и отправился к себе на поделенную уже квартиру: половину занимал Аким Морев, а пустующую половину приготовили для Ивана Евдокимовича.

При выходе из обкома он столкнулся с Пуховым. Тот, понимая состояние Акима Морева, пригласил:

— Пойдем к нам, чайку попьем, Аким Петрович.

— Ну! Будить еще Грушу… да и ребятишки поднимутся, — почти сердито возразил Аким Морев и, распрощавшись с Александром Павловичем, вошел в свой подъезд.

Дома он включил свет, затем сел за стол перед портретом Ольги и, обращаясь к ней, как к живой, произнес:

— Видишь, Оля… не складывается у меня жизнь. Ах, Оля, Оля! Зачем ты так рано ушла? — И, произнося имен, но эти слова, он еще больше затосковал о Елене Синицыной, чем-то походившей на умершую Ольгу…

Так он сидел, может быть, пять или десять минут и вдруг (он жил в нижнем этаже) услышал под окном скрип снега: кто-то переминался с ноги на ногу. Он быстро отдернул штору и увидел, как от окна шарахнулась женщина.

«Кто же это? — встревоженно подумал он, но это тревожное тут же заглушилось радостным. — Она, — уверенно мелькнуло у него. — Она. Елена. Да ведь могла бы постучаться… и войти… Ну, запросто, — думая так, он выключил свет, всмотрелся, ожидая увидеть на белом покрове след от женских бот или резиновых галош: Елена в кабинете была в туфлях. Но тут заметил хотя и небольшие, но следы валенок, да еще подшитых. — Значит, не она, — сникнув, подумал он. — Да и зачем ей сюда, ежели даже адреса не оставила? К чему? Экий я! Как юноша, прилип к окну. Хорошо, что никто не видит. А может, она? Ведь ехала двести километров. Ну, Анна, наверное, и сунула ей валенки: «Далеко, вдруг что случится с машиной… холодно… в туфельках-то… возьми». И он снова включил свет.

Это действительно была Елена Синицына.

После беседы с Акимом Моревым и Пуховым Елена отправилась в гостиницу и долго стояла на балконе, глядя на окна кабинета Акима Морева. Она стояла и все вспоминала: и то, что сказала сама, и что говорили секретари обкома, особенно Аким Морев.

«Да-а, — думала она. — Теперь мне разрешат применить препарат Рогова. Обязательно. Это хорошо… Это радостно. — И вдруг тревога закралась в ее сердце: — Да что я? Что со мной? Я — он… Я — да, конечно. А у него? Возможно, только любезность? Как это он тогда сразу не узнал? Не запомнил? Разве можно не запомнить лицо человека, которого… которого… И почему я вообразила, что у него есть ответное чувство?» — задавала она себе вопрос, неотрывно глядя на кабинет Акима Морева, ожидая, что вот-вот он сам появится в одном из окон. Она нарочно остановилась в общей комнате гостиницы: отсюда с балкона был виден кабинет Акима Морева. И Петину не сообщила адреса, потому что боялась, — тот переведет ее в отдельный номер. А вот сейчас, когда свет в кабинете погас, ей стало невыносимо тоскливо, и она, надев валеночки, вышла на улицу. Вышла и пошла, пошла, сама не зная куда. Долго бродила по сонным улицам… и неожиданно очутилась под окном квартиры Акима Морева… Через тяжелую гардину сочился свет, и Елене так захотелось проникнуть туда, вовнутрь. Ну, просто сейчас же бы перелетела.

«Я бы вот так руками сжала его голову и сказала бы: «Устал?.. Хочешь чаю? Ты у нас там, в Разломе, пил крепкий-крепкий. Хочешь?» — она потянулась, даже положила руки на подоконник, затем бросила пригоршню снега в стекло… Бросила и вскрикнула:

— Что ты делаешь? Девчонка, что ли?

В эту секунду штора резко отдернулась, появился Аким Морев… и Елена кинулась в сторону. Если бы не то дело, которое предстояло разрешить на заседании бюро обкома, она непременно зашла бы к нему. Но она не хотела к делу примешивать свое взволнованное чувство.

— Не могу, не хочу, — шептала она, входя в вестибюль гостиницы. — Не хочу примешивать свое личное к большому общественному делу: я свяжу и себя и его. Но хочу… хочу видеть его, быть рядом с ним! — С этой мыслью она вошла в общую комнату, осторожно отыскала свою кровать, разделась и легла в постель, но долго не могла уснуть.