Федор Панфёров - Волга - матушка река. Книга 1. Удар

— Наверное, там, у себя, в Разломе.

— Двести километров, — и Пухов почесал затылок.

— Пошлем машину.

— Мою или вашу?

Аким Морев знал: Александр Павлович — человек умный, даже с творческой жилкой, но скуп, и эту скупость он проявлял во всем — в делах промышленности области, которой он руководил, в делах обкома, облисполкома. Скуп он был и в мелочах, и Аким Морев, улыбаясь, ответил:

— Пусть пошлют мою машину…

Елена Синицына, несмотря на то, что ласково была встречена Петиным и немедленно пропущена к Акиму Мореву, вошла в кабинет встревоженная и еще с порога заговорила:

— Что такое? Шофер не смог мне объяснить, зачем я так срочно понадобилась вам. Есть мнение обкома по моему вопросу? Разрешили? — Но, уловив на лице Акима Морева недоуменное выражение, быстро спросила: — Намереваетесь отказать?

— Ни то и ни другое. Садитесь, пожалуйста… И здравствуйте, — Аким Морев шагнул к ней и, сжав ее тонкие, но грубоватые пальцы, почувствовал, как не хочется отпускать их. Держа ее руку в своей, он подвел Елену Синицыну к креслу и только тут отпустил. Сам сел за стол, вызвал по телефону Пухова. — Вы нас простите, Елена Петровна… мы с Пуховым Александром Павловичем, занялись микробиологией… и, конечно, окончательно запутались… Вообще-то почти ничего не знали, а почитали книги — и в голове хаос. Растолкуйте нам хотя бы элементарно. Представьте себе, что перед вами не секретари обкома, а пионеры… да-да, пионеры… Познакомьтесь, Александр Павлович, — проговорил он, увидев входящего Пухова. — Это Елена Петровна Синицына.

Александр Павлович глянул в лицо Елены Синицыной.

«Красивая, — мелькнуло у него, и он тут же невольно посмотрел на Акима Морева. — А! Вон что его волновало при упоминании имени этого ветврача. Ну что ж, хорошо», — одобряюще подумал он и сел рядом с Акимом Моревым, говоря:

— Ну вот, два ученичка ваших, Елена Петровна. Годками-то мы постарше, да умишком помладше. Конечно, только в микробиологии, а в политике, экономике и мы, матушка, сильны. Да! А то ведь можете подумать, дурачки сидят. — И Пухов, неожиданно для Акима Морева, засмеялся так хорошо и заразительно, что и Елена вдруг рассмеялась… И уже всю беседу только и обращалась к нему, только и смотрела на него…

— Все это не так-то уж сложно, как запутано, — начала она, не спуская глаз с Пухова.

— Так ли? — не согласился Аким Морев.

— Да… — ответила она, не глядя на него. — Всем грамотным людям известно, что в крови имеется два вида шариков: красные и белые. Красные… я намеренно упрощаю… красные кормят организм, белые тоже кормят организм, но они еще стоят и на страже: ведут поистине смертельную борьбу со всем вредным, что попадает в организм. Они вот так, — она протянула руку и сжала тонкие пальцы, — хватают бактерию, вирус, душат их и погибают сами. Но вирус лепится на красные шарики, и белые, хватая вирус, захватывают и красные. Видите, уже двоякая гибель шариков. А вирусы, при их активизации, губят еще и ту молодежь, которая должна бы превратиться в красные шарики. Вот все это Рогов и доказал путем длительных опытов. Понятно, товарищи пионеры? — тихо смеясь, спросила Елена Синицына.

— Не совсем… но… Но что такое вирус? — Аким Морев знал это, но спросил намеренно, чтобы Елена повернулась и глянула на него.

— Вирус, — по-прежнему не спуская глаз с Пухова, заговорила Елена, — это невидимый при помощи обычных микроскопов микроорганизм, то есть мельчайшая живая частица. Рогову удалось то, что не удавалось до него: уловить вирус инфекционной анемии. Но и этого мало. Уловив вирус инфекционной анемии, он подметил, что рядом с вирусом имеется и бактерия. Она не могла попасть из внешнего мира… она, стало быть, является, как бы вам сказать, сопутствующей вирусу. Затем ему удалось путем очень сложных опытов доказать, что этот вирус превращается в бактерию и снова в вирус… Вот тут-то и нанес Рогов удар по тем, кто утверждал, что бактерия — существо постоянное, неизменное, раз навсегда данное.

— А за этим постоянным — тьма кромешная? — вступился Пухов.

— Да, утверждают противники Рогова, тьма кромешная или… или боженька. А более честные буржуазные ученые говорят: неизвестность, которую мы постигнем через тысячи лет. Рогов заглянул в эту, как вы говорите, кромешную тьму и опроверг тех, кто утверждал постоянство и неизменчивость бактерий.

— Ну, а кристаллизация-то? Бактерии и вирусы превращаются в кристаллы, и наоборот, значит — органическое в неорганическое, и наоборот? — спросил Пухов. — На основе принципа Рогова, стало быть, можно добиться того, что вот эту спичку, — Пухов показал обломок спички, — можно превратить в живое?