Федор Панфёров - Волга - матушка река. Книга 1. Удар

— Неверно, — снова вмешался Уралов.

— Очень даже верно! — крикнула, раскрасневшись, Елена и поднялась со стула. — Разрешите мне!

Она была неопытна, впервые попала на такое совещание, но там, у себя в Разломе, привыкла врываться в спор именно вот таким порядком, потому и крикнула: «Разрешите мне!»

Аким Морев сказал:

— Вам и предоставляется первое слово. Вижу, спор разгорится. Но прошу вас, товарищи, меньше шума, а больше деловой страсти.

— Я хотела бы продолжить вашу мысль и ответить профессору Уралову… — заговорила она.

— Но давайте начинать по-деловому, — подсказал Аким Морев и добавил, стремясь направить Елену на верный путь: —…с препарата Рогова.

Даже те, кто довольно шумно вел себя во время короткой перепалки Акима Морева с Ураловым, затихли, когда Елена заговорила о способе лечения лошадей, пораженных анемией. Она рассказала о признаках болезни, о распространенности ее во всех странах, особенно в Японии и Франции, о гибели поголовья от этой страшной болезни и под конец заявила, что имеется препарат, созданный Роговым, что опыты, проведенные в клинических условиях, дали блестящие результаты.

— Хорошие результаты получены в Кировской и Калининской областях, — сообщила она.

— Ага! Уже не блестящие, а только хорошие, — проговорил Уралов. — А там, глядишь, плохие и дурные.

— Это вам очень хочется — дурные, — запальчиво произнесла Елена и тем вызвала легкий, но одобрительный смех у присутствующих.

— Почему это мне хочется? — подчеркнув последнее слово, спросил Уралов.

— У меня есть ответ: вы заядлый консерватор.

Это прозвучало здесь, в конференц-зале, грубо и напортило Елене Синицыной: профессора знали не только в области, но и далеко за ее пределами как выдающегося ученого. Знали его и как человека трудолюбивого, энергичного общественника, и потому слово «консерватор», брошенное Еленой по адресу Уралова, оскорбило всех. Но он тоже совершил промашку: почувствовав поддержку присутствующих, непродуманно выкрикнул:

— Я даже горжусь, когда получаю кличку «консерватор» из уст таких выскочек, как вы! — Реплика была явно неудачной, и профессор, человек острого глаза, заторопился: — Я, конечно, шучу.

— Шутить на бюро обкома не положено. И вообще, я думаю, ведем мы себя плохо: Елена Петровна впервые выступает на таком заседании… естественно — волнуется… а мы ей то и дело на ногу наступаем и готовы уже милиционера позвать. Что это такое? — возмущенно проговорил Пухов. — Выскочка! Что за выскочка? Аким Петрович, предоставьте слово профессору Уралову… пусть выскажется, раз ему не терпится.

Уралов поднялся из-за стола и, чуть закинув красивую, но уже лысеющую голову, начал так, как будто стоял за кафедрой:

— Я тридцать лет работаю как ветеринарный врач и больше двадцати я — профессор. Этим я обязан моему народу, моей партии. Со школьной скамьи я знал, что бактерия — существо неизменчивое. А Рогов утверждает, что бактерия изменчива: при соответствующих условиях она рассыпается на множество вирусов, затем эти вирусы при соответствующих условиях снова превращаются в бактерии. Нелепо? Нелепо! Нельзя, например, меня рассыпать на карликов, а затем карликов снова превратить в профессора Уралова.

— Вот это действительно нелепо!

Уралов уже сам понимал, что привел пример неудачный, но, не обратив внимания на реплику Елены, продолжал:

— Я издал семнадцать своих книг, основываясь на учении гениальных творцов медицины, ветеринарии. Семнадцать! И что же? Вы полагаете, я должен свои книги принести сюда и при вас их сжечь только потому, что вот эта милая женщина, увлекшись Роговым, говорит мне: «Вы, профессор, консерватор». Ах, как это просто! А завтра придет другая милая женщина и скажет: «Профессор, вы зря сожгли свои труды: вы прогрессивнейший человек, достойнейший ученик своих гениальных учителей». А… а… книги уже сожжены. Нам, — Уралов повысил голос, — нам советуют отбросить ту науку, которая является незыблемой. А что предлагают взамен?.. Фантазию. Фантазия, граничащая с шарлатанством, положена в основу такого, извините, учения, как учение Рогова… и его друзей, рабски преклоняющихся перед ним. Фантазия! На основе этой фантазии и создан препарат Рогова, вот почему я отвергаю его. Не шалите в науке, милая женщина, и запомните раз и навсегда, что еще гениальный Пастер сказал: сторонники изменчивости бактерии вносят в науку только путаницу, — так закончил профессор и сел, вытирая сильную шею платком.