Виталий Закруткин: Плавучая станица

— Чего же?

— Новый клуб. Такой, чтобы вся станица в нем поместилась. Чтоб в этом клубе были резные потолки и стены с резьбой, и все чисто цветами разукрашено…

Он широко улыбнулся:

— Я чего хочешь построить могу! Хочешь, всю станицу из махоньких кубиков построю? Как игрушку ее сделаю и любыми красками распишу!

Василий вслушивался в людской гомон, и ему казалось, что всех этих людей он знает очень давно, что они его тоже давно знают и любят и что ему будет с ними очень легко жить и работать, потому что они, так же как и он, уже нашли на земле одно большое счастье.

А кругом сидели и стояли слегка опьяневшие, веселые мужчины и женщины: полеводы, виноградари, рыбаки, охотники — жители станицы, сызмальства привыкшие трудиться на земле и на воде. Они пели песни, смеялись, танцевали, говорили о пшенице, о черных парах, о коровах, о том, как смолить баркасы, заметывать невод, высаживать виноградные чубуки; они ели, пили вино, и над белой скатертью длинного стола темнели их смуглые, загрубелые руки с жесткими от работы ладонями и крепкими пальцами…

— Ну, Кириллыч, — сказал, наклоняясь к Зубову, Архип Иванович, — вот она, наша плавучая станица. Любуйся ею и знай: с этими людьми не пропадешь. Они видят свою дорогу и умеют работать. С такими людьми можно горы перевернуть, и ты не сомневайся: наша станица выдюжит.

Он стиснул руку Василию и добавил, добродушно посмеиваясь:

— Проводим тебя в Москву, а к весне будем ждать, чтоб начинать новое дело…

Сидевший рядом Мосолов подмигнул Антропову и весело сказал Груне:

— А тебя, Аграфена Ивановна, мы вроде как премировать решили. Поедешь с молодым супругом в Москву. Все равно зимой у тебя тут почти никакой работы не бывает…

Всю ночь в домике на острове слышались песни, звучала музыка, смеялись веселые люди.

Разошлись по домам под утро.

На следующий день профессор Щетинин зашел к Зубову, чтобы проститься. Работа экспедиции закончилась, и старик уезжал из станицы.

— Знаете, Илья Афанасьевич, — сказал ему Зубов, — я вот уезжаю в Москву, а мысли мои здесь. Хочется мне скорее узнать результат ваших опытов с белугами. Хочется начать плановую рыбоводную работу на участке. Ведь это будет трудное дело. Людям еще очень многое надо понять.

Сидя у стола, Щетинин слушал взволнованного Зубова и поглядывал на опавшую вербу под окном. Хотя на его небритых щеках темной тенью лежала стариковская усталость, а у рта резко обозначились глубокие складки, Василий заметил в глазах профессора знакомые искорки веселого упрямства.

— Все, что вы говорите, правильно, — сказал Щетинин, — это б-будет нелегкое дело, но рыбаки его выполнят.

— Они его выполнят, если среди них не будет Талалаевых, — вставил Василий.

— А вы не смотрите на таких, как Талалаев, — махнул рукой Щетинин, — они будут выплеснуты, как выплескивают н-накипь с хорошей ухи. Вы смотрите на таких, как Виктор Петрович…

— Какой Виктор Петрович?

— М-мальчишка этот, сын вашей бывшей хозяйки. Он недавно прибежал ко мне и сообщил, что организовал в школе группу п-по изучению зоопланктона реки. Слышите? Этакий п-пистолет! Изучая питание рыбы, он собирает вислоногих рачков, коловраток и прочих водяных зверей, причем он вполне серьезно сообщил мне, что п-подал в правление докладную записку о п-приобретении еще одного микроскопа. Вот вы на таких смотрите. Это б-будет рыбак нового п-поколения. Он уже вступает в строй…

Щетинин рассказал Зубову о том, что Совет Министров, очевидно, скоро утвердит проект строительства целого ряда рыбхозов, рыбоводных заводов и станций и что весной после спада воды — на этот раз последней в истории Дона — тысячи людей приступят к работе.

Они говорили очень долго, пока в распахнутую форточку не донесся зычный гудок вечернего парохода.

— Весной мы встретимся с вами, Зубов, — поднялся Щетинин, — и тогда вы увидите, что могут сделать наши люди!..

Он пожал Василию руку и ушел, с трудом волоча ноги, постукивая по натертому полу тяжелыми, подбитыми железом солдатскими башмаками.

Василий следил, как исчезает синеющий дымок оставленной на подоконнике щетининской папиросы, и, хотя за окном медленно, почти незаметно плыли по-зимнему низкие облака, он уже думал о весне…

Через неделю Зубов и Груня уезжали в Москву.

На пристань их пошли проводить человек двадцать: Мосолов, Антропов, Егор Иванович, Марфа с Витькой, Иван Никанорович, Тося, Степан, Ира и много рыбаков.

Сверху шел пароход «Молотов». Это был его последний рейс, так как на реке появился лед и навигация прекращалась. У шлюза пароход задержали, и он подошел к пристани поздно вечером, когда уже стемнело…