Виталий Закруткин: Замок Шоннинг

Узкая лесная дорога, петляющая среди красноватых буков, внезапно оборвалась. Шофёр остановил «виллис» и сказал смущённо:

— Ехать некуда…

Я развернул на коленях помятую карту. Да, конечно: нас сбил проклятый объезд у взорванного моста. От шоссе надо было свернуть влево, а мы поехали прямо. Однако возвращаться к шоссе было поздно. Правда, ветви старых буков ещё розовели в отсветах невидимого солнца, но до заката оставалось всего полтора часа.

— Выберемся из леса засветло? — угрюмо спросил я шофёра.

Шофёр подумал, постучал сапогом по тугой резине автомобильной покрышки и ответил уклончиво:

— Дорога плохая…

Значит, ехать обратно нельзя. В ночном лесу мы рискуем встретиться с бродячими солдатами разбитого под Кюстрином немецкого гарнизона, а такая встреча не сулит ничего хорошего.

Я прислушался. На западе глухо, точно дальний гром, грохотала пушечная канонада. В лесу было тихо. Между буками на холмах чернели крыши покинутых немцами землянок, маячили полусожжённые кузовы машин, то здесь, то там виднелись пепельные круги потухших костров. Сквозь крепкие запахи, влажной земли и набухающих почек пробивался едкий запах гари.

— Что будем делать? — спросил шофёр.

Я ещё раз взглянул на карту. За голубой линией Одера пестрели выдвинутые вперёд стрелы наших наступающих армий; синим крестом был помечен штаб конно-гвардейского корпуса в городке Тамзель; лес, в котором стоял наш пышащий жаром «виллис», растекался по карте зелёным пятном, вокруг которого не было ни одного селения; всё же я заметил на зелени чёрный топографический значок и короткую надпись внизу: «Замок Шонинг».

Замок? Ну, что ж… По всем данным, этот замок находится километрах в тридцати от линии фронта, и в нём, очевидно, мы хорошо отдохнём…

Повернувшись к шофёру, я решительно махнул свёрнутой в трубку картой:

— Возвращайся назад, доедешь до перекрёстка и свернёшь вправо. В трёх километрах от поворота должен быть замок.

Шофёр тронул ногой стартер, повернул рычаг скоростей. «Виллис», фыркнув, попятился, описал полукруг и запрыгал по выбоинам дороги. Лиловеющие стволы деревьев побежали назад.

Поглядывая по сторонам, я думал: «Шонинг — знакомое имя… Пушкин писал рассказ о Марии Шонинг… но я встречал это имя в другой связи… Граф Эрих-Гуго Шонинг — так, кажется, мне запомнилось». Напрягая память, я вспоминал, кто такой граф Эрих-Гуго Шонинг и откуда мне известно это имя. Я мысленно перечислял знакомых мне героев Марлинского, Вальтер Скотта, Гофмана, но среди них как будто не было ни одного с таким именем.

Между тем, пока я предавался размышлениям, мы доехали до перекрёстка, свернули на ровную, как стрела, дорогу и помчались на северо-запад. Через пять минут я увидел вскинутый над деревьями шпиль замка, высокие стены с бойницами, полуразрушенную башню. Нам не удалось рассмотреть замок издали, потому что его со всех сторон окружал густой лес. Объезжая воздвигнутые солдатами завалы, мы подъехали к воротам.

Чугунные замковые ворота были повалены на землю, на них белели известковые и глиняные следы автомобильных шин. Вверху, на каменной арке, пригвожденная к овальному щиту, скалилась чугунная голова вепря — геральдический знак графов Шонинг.

«Виллис» взбежал по бетонному, покрытому сизым, мохом подъезду, с хрустом давя разбитые стёкла, замер у распахнутых настежь дверей.

Мы осмотрелись. Замок стоял среди парка. Его угловые башни прятались в зеленеющих ветвях вековых вязов, в каменных стенах зияли трещины, в узких решётчатых окнах не было ни одного стекла.

По всему было видно, что здесь ещё недавно стояли солдаты: между колоннами подъезда валялись плоские немецкие фляги, оборванные ремни, разноцветные этикетки медикаментов, растоптанные тюбики зубной пасты, какое-то бурое тряпьё, разбросанное по всему двору. В нескольких шагах от подъезда чернели четыре глубокие воронки, окаймлённые веерообразной россыпью земли и камней.

— Рядышком положил, — любуясь воронками, протянул шофёр, — высыпал, как из мешка, не дотянул немного…

— Ладно, потом, — негромко сказал я, — сейчас надо осмотреть замок…

Поставив автомат на боевой взвод, шофёр переступил порог вестибюля. Я щёлкнул предохранителем парабеллума и пошёл рядом.

Вестибюль был высокий, со стенами в два этажа, просторный, но темноватый. Перед входной дверью высилась крутая лестница. Прижатый к ступеням медными прутьями, на лестнице алел потёртый ковёр с жёлтыми разводами. На десятой ступени лестница раздваивалась, поворачивая влево и вправо.