Борис Мисюк - Час отплытия

Витос отвел глаза и залился краской, благо в штурманской был полумрак.

— Да ты не стесняйся, дело житейское. Насчет невесты я, конечно, шучу: какой же дурак в восемнадцать лет женится? Просто будь осторожен, а то на флоте ушлые девочки встречаются. Подставит, окрутит — и глазом не моргнешь.

Витос не знал, куда деваться, он уже стрельнул раз на старпома глазами и сейчас чувствовал, как что-то закипает в груди и вот-вот вырвется наружу. Ему уже было жарко…

— «Удача» — полста седьмому! — оглушительно заорала рация.

— Слушаю, полета седьмой! — так же ошалело громко крикнул чиф.

— Закончил сдачу, — уже тише, спокойнее заговорила рация. — Отдайте кончики, пойдем рыбачить дальше. Прием!

— Добро, сейчас пошлю моряка. — Эдуард Эдуардович кивнул головой Витосу в сторону правого борта. — Двадцатый — «Удаче»!

— На связи, — прохрипела рация.

— Заходи на швартовку. Полета седьмой отваливает.

Витос, на бегу натягивая перчатки, уже летел по трапам вниз, охваченный бодрящим морозцем, под колкими взглядами звезд вновь чувствовал себя счастливым, мужественным, гордым.

Серо-стальная равнина моря, почти бездыханная, лежит под пасмурным небом, и бродят по ней траулеры, «пахари голубой целины».

Предрассветный час. Кирилл Александрович с Витосом стоят на верхнем мостике, который зовут еще пеленгаторным, потому что здесь, на мощной тумбе нактоуза, установлен главный магнитный компас и здесь же находится уйма антенн для навигационных радиоприборов. Здесь только мачта над головой, антенны и небо, белесое, пасмурное небо декабря. Оно роняет для пробы несколько снежинок и следит, как они, вальсируя, плавно опускаются на мостик, ложатся на антенны и, покачавшись мгновение, планируют на головы собеседников — на черную ушанку Одинцова и черный «ежик» Витоса.

— Маловетрие, — говорит тихо рыбинспектор.

А небо, словно ждало именно этого подтверждения с земли, наливается жемчужно-матовым светом и выпускает стайки снежинок. Они кружат совсем по-новогоднему, робко и нежно озаряя воздух над заливом. Как будто даже теплее становится, мягче на душе.

— Тишайший снегопад, — ловя снежинки бровями и ресницами, снова говорит Одинцов.

Внезапный всплеск недалеко от борта привлекает внимание обоих. Всплеск повторяется, и теперь уже оба успевают заметить нарушителей спокойствия.

— Дельфины?! — полувопросительно восклицает Витос.

— Да, они. Я сам давно их здесь не видел.

Дельфинья пара (наверное, молодожены в свадебном путешествии, увлекшись, забрались сюда, в высокие широты) играет, тоже дивясь и радуясь снегопаду над морем.

— Ученые пишут, — Кирилл Александрович кладет руки на релинги и вращает кистями, как мотоциклист, растирая тающие под ладонями снежинки, — пишут, что дельфины не просто охотятся за рыбой, а пасут стада, косяки. Пасут! Вот так вот.

— А я тоже изучаю дельфинов! — вырывается у Витоса.

Он хотел сказать — думаю, собираюсь изучать. Но так уж вылетело само собой. Когда спешишь и хочешь успеть, то, не успевая, бывает и прихвастнешь невольно.

— Я обязательно буду изучать их, — поправляется Витос. — Я знаю, как они спят! Вы не читали, Кирилл Александрович? Нет? По 20–30 секунд на полном ходу. Правда здорово?

Одинцов кивает.

— Дельфины вообще высокоорганизованны…

Светает медленно, но неуклонно. Море уже заметно синеет. Три траулера почти одновременно подходят на сдачу. Оба смотрят на них: Одинцов с неприязнью. Витос с любопытством.

— Кстати, только сейчас закладывается первый в Союзе морской заповедник. — Одинцов поворачивается к юноше: — У вас в Приморье, между прочим. В заливе Петра Великого, на острове Попова. Не слыхал?

— А что там будет, в заповеднике? — спрашивает он.

— А все, говорят, будет, — Кирилл Александрович вспоминает актовый зал Камчатрыбпрома, где слышал лекцию, — все, что живет в море — дельфины, чайки, рыбы, устрицы, водоросли.

— Приемной бригаде, — зычно гремит над палубой голос третьего штурмана, — выйти на прием сырца!

— Вот они, пахари, — говорит Одинцов, кивая в сторону траулеров, — не сеятели, па-ха-ри, «голубую целину» пашут…

А вдруг я — сеятель, внезапно, как озарение, мелькает мысль у Кирилла Александровича. Возможно ведь, что этот мальчик сумеет сделать то, что не дано нам?..

Хлопнув Витоса по плечу, он прощается:

— Пошел я, Витя, работать. До встречи! Заходи, как соскучишься.

— Спасибо, Кирилл Александрович, обязательно приду, — уже вдогонку ему говорит Витос и скоро тоже покидает мостик: через час обед, да и спать хочется после ночной вахты. И еще очень хочется пройти мимо камбуза.