Марк Гроссман - Земля родная

А Гришка лежал ничком на утоптанном снегу, подвернув под себя левую руку. Терпкий запах крови ударил в голову Алешке. Преодолевая слабость, охватившую все тело, он затормошил друга, зачем-то подул ему в лицо. Гришка открыл глаза, едва разжал спекшиеся губы:

— Леша… Убили меня, подлецы. Прости меня, Леша.

— Бог тя простит, — быстро зашептал Алешка. — Ты, может, того, встанешь?

— Нет, Леша, умираю. Ты… — Слабеющей рукой Гришка уцепился за воротник Алешкиного полушубка, чуть приподнял голову. В глазах у него вспыхнул последний отблеск жизни. — Ты запомни… Слышь, отомсти… Вот тут… — Рука его упала на грудь, голова глухо стукнулась о землю.

— Гришка! Не умирай! — казалось, на весь мир крикнул Алешка, но он едва лишь разжал губы — кричала его душа. Он выхватил из-под полы умершего друга красный, может быть, облитый его, Гришкиной кровью, сверток и — бросился бежать. Задыхаясь, на ходу рванул полушубок, полы его широко распахнулись и из-под них рассыпались, взвились подхваченные ветром голубые листовки, закружились над улицей. Алешка бежал, ничего не замечая.

Кто-то толкнул его в незнакомый двор, проводил в избу.

…Когда Алешка увидел распростертое на полу тело отца и хлопочущую над ним Аленку, он не удивился (он уже не мог больше удивляться), а только выдавил из себя одно слово:

— Убили?

Аленка подняла на него заплаканные глаза и резко побледнела: Алешка все еще держал в руках красный сверток.

— Он? — беззвучно спросила она.

Алешка не в силах произнести ни слова кивнул головой. Опустился рядом с Аленкой на колени, накрыл тело отца красным полотнищем, на котором горели слова: «За дело рабочего класса» — и положил голову на высокую отцовскую грудь…

Из соседней комнаты приглушенно, но внятно доносился басок Мирона Зыкова:

— Теперь ясно, товарищи. Просить нам у царя нечего. Только борьба, беспощадная борьба не на жизнь, а на смерть. К этой борьбе и призывает вас социал-демократическая партия. Близится великая гроза пролетарской революции, и мы уже слышим первые раскаты грома…

Вот о чем однажды мартовским вечером рассказал старый токарь Златоустовского завода Алексей Вавилович своему внуку Алешке.

Офицер стоял на подножке классного вагона и наблюдал за возбужденной толпой рабочих. Они пришли просить об освобождении арестованного председателя Совета Васенко. Чех, покручивая ус, слушал и молча улыбался. Молодой рабочий Саша не выдержал, растолкал локтями товарищей и, подойдя вплотную к офицеру, крикнул:

— Вы не смеете! У вас нет такого права! А не выпустите, мы…

Он не договорил. Офицер состроил презрительную мину, но тут же слащаво улыбнулся, предупредив угрозу:

— Господа рабочий! Нельзя так волновайтс. Наша уважайт Совецкую власть… — офицер поперхнулся и, не подобрав нужных слов, закончил неожиданно: — Карашо, завтра красный комиссар получайт свобода…