Юрий Рытхэу - Полярный круг

Тогда он затаил дыхание. Вот птичья нога оказалась внутри кружка, очерченного шнуром. Вместе с громким вдохом Гойгой дернул за конец и почувствовал, как натянулась снасть. Пойманная птица громко закричала, стараясь вырваться. Гойгой торопливо подтянул ее к себе, быстро свернул ей шею и, не дожидаясь, пока птичье тело перестанет трепетать, вонзил ослабевшие зубы в сочную теплую мякоть из перьев и теплой крови.

Это было так сладостно — есть теплое мясо, чувствовать, как в тело вливается новая сила, проясняется затуманенный голодом разум. Из остатков несъедобных частей поморника Гойгой сделал приманку и уселся в укрытие, чувствуя приятное головокружение: одна птица не насытила его, а только еще больше разожгла голод. Теперь Гойгой был полон нетерпеливой решимости поймать хотя бы еще одну птицу, чтобы окончательно возвратить себе силы.

Надо жить, надо бороться до конца! Вот уже ветер стал задувать с северной стороны, на горизонте все больше и больше становится льдин. Они дружной стаей приближаются к берегу.

Может, его уже не ждут в яранге?

И Тин-Тин, согласно старинному обычаю, стала женой старшего брата — Кэу?

Нет, не может быть, чтобы они так быстро забыли его… Особенно Тин-Тин. Ведь он слышал ее голос. Когда же это было? В первые дни одиночества. А может быть, просто показалось, что был разговор? А на самом деле она лежит в объятиях старшего брата и стонет в сладостном томлении?

Такие мысли никогда не приходили Гойгою, и он не знал этого темного, как огромная дождевая туча, чувства, которое охватило его всего. Он задрожал и даже застонал от бессильной ярости. В это мгновение он ненавидел старшего брата так, что, окажись Кэу здесь, убил бы не задумываясь.

Затуманенное ненавистью сознание медленно прояснилось. Нет, не может такое случиться… До нового льда, до прихода новой зимы он считается мужем Тин-Тин, если даже по нему уже успели справить поминки. Поэтому он не должен так думать о Кэу…

Он выйдет на берег победителем стихии и придет в селение не согбенным, а прямым, умудренным опытом, переживанием, близким соседством со смертью. Да, он теперь знает, что это такое — путь сквозь облака, ибо сам почти наполовину прошел этой неведомой тропой.

Конечно, его не сразу узнают, а могут даже подумать, что тэрыкы идет, — уж больно он оброс, да и вся одежда на нем оборвалась. Давно не выщипывал ни бороды, ни усов — он чувствовал ладонью грубые редкие волосы, выросшие под носом и на подбородке, не подрезал волос — они длинными космами лежали на плечах, но во всем остальном он сохранил человечье обличье, а это главное… Каким сладостным будет свидание с Тин-Тин! Как только подумал об этом, слезы навернулись на глаза: выдержит ли сердце счастье?

Выдержит… Если он такое выдержал здесь, на льдине, и дождался, когда ветер повернул к берегу и солнце стало садиться за горизонт, значит и это выдержит.

Но птицы, словно убедившись в вероломстве человека, стали далеко обходить льдину, а голодный желудок требовал своего болезненными спазмами.

Наступала ночь.

Ночью никто не прилетит, и поэтому Гойгой собрал свою снасть и постарался пристроиться поудобнее. Ночью надо спать и беречь силы для следующего дня. Может, завтрашний день окажется счастливым и Гойгой пробудится у самого берега.

С наступлением темноты становилось холодно, но Гойгой как-то притерпелся к стуже. Зато можно мерить время — ночь отсекала прожитое.

Утро было прекрасным: на краю льдины спал молодой морж. Гойгой сначала не поверил своим глазам, но это и впрямь был морж, должно быть родившийся в эту весну. У него еще не было бивней и кожа отливала едва заметной желтизной.

Гойгой встал. У него не было ни копья, ни гарпуна, ни даже каменного ножа.

Но он хотел жить и вернуться человеком к Тин-Тин.

В темноте, в предутренней сладости сна приходят видения: явственно чувствуешь рядом молодое, жаркое тело, и не хочется просыпаться.

Но вдруг Тин-Тин дернулась всем телом, сбросив с голого живота чужую руку.

Осторожно выскользнув в холодную часть яранги, оставила и видение, и живую человеческую похоть, от которой хотелось отряхнуться или обтереться только что выпавшим свежим снегом.

Давно ли была весна, лето, и вот уже пришли первые вестники надвигающейся долгой зимы — снежинки, ночные заморозки и белая полоска приближающихся льдов на морском горизонте.

Каждое утро Тин-Тин смотрела на льды, от приближения которых зависела ее судьба.