Юрий Рытхэу - Полярный круг

Гойгой рвал зубами мягкое, еще трепещущее тело чайки, облизывал руки, испачканные в крови, давился и кашлял, когда в горло попадали перья, и радовался: значит, он еще может жить, может ловить птиц, даже не имея никакого оружия, а только сметку…

Воспоминание о падении в воду холодом обжигало память.

Поначалу, когда он увидел перед глазами зеленую толщу воды и она хлынула ему в рот, в уши, в ноздри, он решил, что пришел-таки настоящий конец и это все для него — переход в иной мир, в другое существование. Он ожидал страданий, боли, нечеловеческих мук, а вместо этого его охватило странное блаженство и безразличие. Зеленый цвет воды сменился ослепительным, но не режущим глаза сиянием, и он сам как бы стал частью этого сияния. Это было так хорошо, покойно и прекрасно, что Гойгой успел удивиться… Видимо, переход был недолгий. Но Гойгой увидел отца, услышал его добрый, ласковый голос, будто сын снова превратился в маленького мальчика. Была невидимая, но ощутимая граница, за которой находился отец, а за ним неясно различались мать и другие родичи, в разное время покинувшие этот мир… «Ты разве уже забыл Тин-Тин?» — спросил отец… Голова Гойгоя оказалась над водой, и с болью в легкие ворвался сырой морской воздух, такой живительный, густой, сразу же прояснивший сознание. Перед ним оказался край большой льдины. Трудно понять, как это произошло, но Гойгой в конце концов выбрался на льдину.

На ее краю до сих пор оставался кровавый след от его пальцев. Он и приманивал птиц, особенно вот этих жирных чаек, одна из которых оказалась добычей Гойгоя.

Гойгой с трудом оторвался от недоеденного куска и положил на льдину: может, он приманит другую птицу.

От охотничьего снаряжения ничего не осталось. Бесследно исчез и нож из стекловидного камня с костяной рукояткой. Одежда превратилась в лохмотья. Из многочисленных дыр выглядывало голое, исцарапанное тело. У торбасов отвалились подошвы, и Гойгой проявил немалую изобретательность, чтобы как-нибудь закрепить их. Резкий прыжок к севшей на лед чайке разорвал истлевшую от сырости кухлянку, подошвы снова отвалились.

Лед дрейфовал не так уж далеко от берега — в ясную погоду синяя полоска земли и повисшие в прозрачном воздухе дальние горы были хорошо видны. Но между группой дрейфующих льдов и берегом тянулось неодолимое пространство воды.

Видно, прошло уже немало дней, потому что солнце на ночь окунулось в воду. В холодные ночи Гойгой страдал от стужи и, пытаясь согреться, мерил шагами льдину. Она была необычайно крепка и должна была сохраниться до следующей зимы, признаки которой все явственнее проявлялись.

Сначала появились вот эти молодые, неопытные чайки, которые не боялись человека.

Потом к югу потянулись стаи уток. Они низко стлались над водой, и Гойгой с вожделением провожал их глазами.

Чайки стали осторожны, да и та птица, видно, была лишь слепой удачей, неожиданным подарком судьбы, сжалившейся над изголодавшимся охотником.

Иногда, обессиленный, Гойгой ложился на холодную льдину и закрывал глаза в ожидании смерти. Он звал ее, думал о том удивительном событии, которое случилось с ним. Он пытался усилием воли вызвать тот сказочный свет, не передаваемое словами сияние, умиротворенность, блаженство, с которым ничто земное не могло сравниться. Но смерть не приходит к человеку по его желанию. Гойгой грезил, терял сознание — то ли спал, то ли бодрствовал, то ли жил, то ли помирал, но неизменно приходило горькое отрезвление, холод и сырость возвращали его в сознание.

Гойгой вытянул из торбасов шнурок, свитый из оленьих жил, сделал петлю, но тут же с огорчением понял, что петлю некуда закрепить. Вот попытаться ловить птиц — можно. Для этого пришлось вытянуть все шнурки из одежды, вырвать зубами бахрому. Всего этого хватило на довольно длинный шнурок, который вполне можно было протянуть за возвышающийся посередине льдины торос.

Гойгой насторожил петлю, обмотал один конец вокруг пальца и удалился за льдину. Посередине петли, замаскированной под раскрошенный лед, Гойгой положил несколько кусочков от кухлянки.

Любопытный поморник, пролетавший над льдиной, заметил черные пятнышки и начал делать круги. Его настораживал человек, но Гойгою никак нельзя было уйти дальше.

Поморник осторожно опустился на край льдины.

Птица медленно приближалась к петле, точнее к лоскуткам от кухлянки. Сердце Гойгоя забилось, и ему казалось, что гул громко разносится по льдине, пугая птицу.