Исаак Гольдберг - Жизнь начинается сегодня

Там было тихо и безлюдно. Но это безлюдие, эта тишина успокоили Власа. Он пошел к своей койке. Рядом, с соседней койки, поднялась лохматая голова, и сонный голос произнес:

— А тебя давеча, дядя, борода какая-то спрашивала. Гость.

Влас удивился:

— Кто бы это такой?

— Не знаю... Сказал, что зайдет еще к тебе. Дело, говорит, есть...

Заинтересованный посетителем Влас стал дожидаться его вторичного прихода. Он ломал голову, старясь сообразить, кто его разыскивает, у кого к нему дело, какое это дело. Так прошло некоторое время. Наконец, посетитель пришел. Влас услыхал знакомый голос, спрашивавший кого-то у дверей:

— Медведев-то пришел?

И мимолетное досадливое чувство шевельнулось в нем: он узнал Некипелова.

Этот приход Некипелова и последующий разговор с ним остались памятными для Власа.

Некипелов прошел к Власу в барак, остро озираясь по сторонам, и, вместо приветствия, недовольно и обеспокоенно спросил:

— Ты пошто не приходил? Обещал понаведаться, а сам и глаз не показываешь!

— Работа... — пояснил Влас, улавливая в голос Некипелова злобу и недоумевая, почему тот гневается. — На работе я занятой...

— Работа! — презрительно передразнил Некипелов. И опять оглянувшись и погасив в себе озлобление, он предложил:

— Пойдем! желаю я с тобою по-душевному говорить. Пойдем на мое пристанище на тогдашнее!

Влас заколебался. Повадка Некипелова не понравилась ему. Но Некипелов пристал, и они пошли.

— Работа, говоришь? — протянул Некипелов, когда они вышли на улицу. — А на кой чорт тебе сдалась эта самая работа?

— А как же?

— Как же?! — передразнил Некипелов. — Ты на их работаешь, а они тебя по шеям, по шеям!..

Влас промолчал и пытливо оглядел земляка. Лицо у того было злое, глаза смотрели исподлобья, а губы сжаты были в жесткой острой усмешке.

— Понравились, видать, тебе порядки! В работниках, не иначе, сладко тебе робится? — с издевкой продолжал Некипелов. — А я-то, признаться, думал, что ты мужик совестливый, крест у тебя на груди, думал, имеется...

— Это почему же, я, выходит, не совестливый? — вспыхнул Влас.

— А потому... Сам должон догадаться, не ребенок годовалый!

— Невдомек мне.

— Мы с тобой об чем тогда разговаривали, на постоялом?

— Ну, об разном...

— Забыл?

— Может, и забыл... — раздумчиво сказал Влас. — Выпивши я был. В голову ударило.

— Значит, забыл? — как-то по-хозяйски, придирчиво повторил Некипелов. — Так, значит, и запомним... Запомним, что ты как ветер в поле: то в одну, то в другую сторону дуешь!

Уловив обидное для себя в голосе Некипелова, Влас остановился.

— Об чем разговор? — резко спросил он. — Ты что, Никанор Степаныч, об себе думаешь? Должен я тебе, что ли? Пошто глотку на меня дерешь? Этак-то...

— Я глотку не деру... — сразу сдерживаясь, спохватился Некипелов. — У меня, вишь, сердце закипает: сволочи напроходь оказываются все!.. Я к тебе, как к другу, оногдысь сунулся. Могли бы мы иметь с тобой дело. Большое дело. Ждал я тебя. Мне к тебе не с руки на постройку эту было итти. Ждал я тебя. Ты тогды ведь обещанье дал, что придешь. А надул, обманул.

— Большое дело? — удивился Влас.

— Да. Я тебя с понимающими людьми соображал свести, а ты спрятался от меня.

— Недосужно мне было. Говорю тебе, работа. Ну, а заодно еще и промашка у нас там на постройке выскочила.

Некипелов при слове «промашка» насторожился.

— В каком роде? — быстро спросил он. — Что за промашка?

— Худое дело, — вздохнул Влас, — парня прикончили и, скажи на милость, самым бессовестным манером.

— Как?

Влас рассказал. И пока он рассказывал, лицо Некипелова менялось: сначала на нем было напряженное внимание, потом внимание сменилось сдержанной радостью и, наконец, когда Влас поведал о комиссии и собрании, внимание и радость сползли, и бурная злоба прилипла к его щекам, зажглась в глазах, задрожала на губах:

— У, гады! Изничтожили православного рабочего человека да еще тень на других наводят!.. До чего, господи, доходит, до чего доходит!.. Ну, что же ты своим умом об этом разумеешь? — обратился он к Власу.

— Темное дело... — уклончиво сказал Влас: — Ежели разбираться, так изнистожение, оно идет не с той стороны, откуль ты соображаешь.

— Не с той стороны? С какой же?

— От вреда это. Мешают некоторые... подстраивают. А потом — то да се. Говорю, темное дело!

Некипелов снова оглядел Власа, словно впервые увидел его по-настоящему.

— Скажи на милость! — зло рассмеялся он. — Ишь, какой ты понимающий стал! Учат тебя этому али как там, на постройке?!