Исаак Гольдберг: День разгорается

Баррикаду строили неумело, но весело. На углу свалили витрину из-под афиш и бросили ее поперек переулка. С портновского магазина «Майзель и сын» содрали длинную вывеску, выкатили из ближайшего двора старую телегу, натаскали ящиков, досок, дров.

Днем к строящейся баррикаде подходили соседи и осматривали ее деловито и хозяйственно.

— Мешков-бы сюды с песком! Вот на фронте ловко с мешками в траншеях выходило!

— Кабы снегу больше, так набить бы его стенкой, да водой облить! Очень хорошая защита получается!

— Песку, песку поболее-бы!

Днем вокруг дружины ползали любопытные, носились мальчишки. Даже притащилась торговка с калачами.

А к вечеру, когда баррикаду кое-как соорудили и возле нее залегли дружинники, кругом стало пустынно.

Вечером Павел на полчаса сбегал к Гале.

— Павел, — попросилась девушка, — я с тобою!

— Нет, Галина! Оставайся здесь. Оставайся!

— Чудак ты, Паша, как же я могу без тебя? Я измучаюсь. Мне с тобою спокойней.

— Тебе нельзя. Туда выделена определенная группа. У тебя другое дело...

— Возьми меня...

— Молчи! — с ласковой суровостью приказал Павел и положил обе руки на плечи девушки, — молчи и слушайся старших!

Ночью было тихо. Октябрьский мороз сковал бесснежную землю. Октябрьский мороз тугой изморозью стоял неподвижно в воздухе. Красный огонь костра беспомощно никнул к земле под стужею. От красного огня кругом подплясывали неуловимые тени.

Дружинники зябко ежились. Они подходили к костру и грели окоченевшие руки. С вечера они оживленно беседовали, перекидывались шутками, пели. Стылая, морозная ночь сморила, нагнала молчаливость. Дружинники замолчали.

Павел прикурнул [1] Так в бумажной книге 1935 года. В наши дни этот глагол пишется: «прикорнул». возле огонька и боролся с дремой. Сон накатывал на него, сцеплял глаза и заволакивал окружающее красноватым густым туманом. Не поддаваясь сну, Павел вставал, подходил к баррикаде, взбирался осторожно на нее и вглядывался в пустынную улицу, легшую мертво и настороженно между затаившимися, слепыми домами.

Товарищи вокруг Павла тоже боролись со сном и стужею. И когда Павел подходил к баррикаде, кто-нибудь присоединялся к нему и сдержанно говорил:

— Тихо кругом. Пожалуй, ничего нынче не будет.

— Пожалуй... — соглашался Павел и всматривался в безлюдье и пустынность улицы.

Под утро, когда стало холоднее, словно холод шел от белесого рассвета, где-то в стороне, далеко отсюда, захлопали редкие выстрелы. Дружинники разом вскочили и столпились возле баррикады.

— На Знаменской перестрелка!

— Кожевенники там! Дружина большая!..

— Там близко от казарм... Жарко ребятам придется!

— Жарко...

Павел прислушался к перестрелке и оживился:

— Ну, вот, ребята, начилось, значит! Теперь недолго ждать и у нас...

Дружинники подтянулись к баррикаде. Некоторые стали возиться с оружием, другие принялись примащиваться к ящикам и дровам, отыскивая удобное местечко. Костер вспыхнул и стал замирать. Дым пополз по земле горький и серый.

Худой мужик с всклокоченной бородой и в рваном полушубке подошел к Павлу.

— Слушай, товарищ, мне бы сходить... Покеда не началось. Обещал я ребяткам побывать у них утречком. Двое их там. Поди, замлели...

Павел недоверчиво поглядел на мужика, отвел от него глаза и неприязненно сказал:

— Шутишь, парень! Как же можно теперь уходить? Теперь каждую минуту казаков жди... Не ладно ты!.. Сказал бы лучше, что дрефишь, ну и ступай! Без фокусов! Мы никого не задерживаем!

Несколько дружинников, прислушавшись к разговору, хмуро посмотрели на мужика. Кто-то насмешливо и грубо крикнул:

— Кишка тонка! Не держи его, Павел, пусть он к бабе ворочается, там спокойней!

— Я не к бабе... — обидчиво и растерянно оправдывался мужик. — У меня, вишь, ребятишки дома одни. Тут недалечко. Я бы мигом.

Так же неприязненно, как прежде, Павел снова повторил:

— Если дрефишь, уходи!

Всклокоченная борода мужика метнулась в сторону. Огорченно и растерянно мужик мотнул головою:

— Не дрефлю, нет! Говорю — к ребятишкам... Я, значит, пошел, товарищи!..

Дружинники пасмурно насупились. Павел хмуро и презрительно махнул рукою.

Мужик туже затянул опояску на полушубке и быстро пошел прочь от баррикады.