Исаак Гольдберг - Жизнь начинается сегодня

— На собранье, Марьюшка, припожаловала? Чтой-то тебя пригнало?

— О скоте, сказывают, вырешать станут... — словно оправдываясь, ответила Марья.

— О скоте, о скоте!.. — замотала головой беременная. — Я с Васильем моим уж вконец расштырилась. Оны толкуют, чтоб, мол, лишний скот, похуже которых, отдать на сторону, а я его ругать! Пошто мы животишки распехивать будем, а чем ребят кормить станем?! Идолы, оны, мужики!..

Надтреснутой поддужный колоколец оборвал шум и разговоры. Собрание началось. Марья вытянула шею и жадно стала слушать сообщение завхоза.

— Корму нехватит на всех. Надо спасать головку стада. Ежли оставить на прокорм всех коров, которые имеются у коммуны, то сгинут, пожалуй, и хорошие, дорогие коровы, на ряду с плохонькими... Лучше сдать плохой скот кооперации, тогда тот, который останется, получше, оправится. Для него хватит корму.

Женщины несколько раз прерывали завхоза. Несколько раз отчаянно бился железный язычок о шершавые, звонкие стенки колокольца. Не выдержала и Марья. Она крикнула:

— Хозяйствовали бы лучше да с умом, так хватало бы корму для усего скота!

— Медведева! Товарищ Марья Митревна! — призвал ее к порядку председатель. — Скажешь опосля докладчика. Не шуми! Я тебя запишу для дачи тебе слова!

— Запиши! — вспылив отчаянной, неоглядной решимостью, согласилась Марья. — Запиши, я скажу свое!

Когда пришло ее время, она выступила, горя румянцем стыда, неуверенности и робости. Ее голос звучал слабо и срывался. Ее слова были путанные, неуклюжие и совсем не те, что складывались в голове. Но женщины, обернувшись в ее сторону и поощрительно поглядывая на нее, подбадривали, и она сумела сказать то, что накипело у нее на сердце, то, что хотела сказать.

— Добывайте корму для всего скота! Шуруйте, ищите, мужики! Не дадим скот изводить! — потребовала она, осмелев и чувствуя, что рядом с нею свои, понимающие, родные, думающие так же и о том же, как и она.

— Правильно! Истинная правда, Марья! Правильно!.. — всколыхнулись женщины, и тут уже немощный порченный колоколец не мог их остановить.

Но из угла, от затертой потными, грязными спинами печки пронесся задорный крик:

— А и добудем! Правильно, гражданки женщины! Основательно и серьезно покрыли! В самую точку!..

Из угла, от печки отлип и протиснулся сквозь толпу Василий.

— Давай я скажу! — трепеща от возбуждения, обратился он к председателю. — Я слово хочу заявить!

— Заявляй, Васька! Заявляй! — насмешливо понеслось со всех сторон.

Беременная женщина, соседка Марьи, блеснула глазами и задорно крикнула:

— Ну, мой неиздашный петь зачнет! Пой, Василий Саввич, пой!

И пока муж ее пробирался ближе к столу, к председателю, к президиуму, она, погасив свой задор и кривя бледные тонкие губы, зло пожаловалась:

— И что это, на самом деле всем-то он Васька да Васька! Полный он, справный челен, а кличут его, как не знай кого!..

Василий, добравшись до стола, за которым толпился и беспокоился президиум, сунул внезапно вперед руку, словно погрозил кому-то, и вытянул вбок голову.

— Добудем! Совершенно прямо, как в стеклышке ясном, ясно и правильно объяснила гражданка всем нам известная Марья Степановна и другие прочие! Оплошали мы! Не доглядели! А ежли раскинуть мозгами да тряхнуть головой, можно всякого корму скотине, дай ей бог здоровья, достать!.. Назначайте меня, гражданки и дорогие коммунары, по кормовому делу!

Веселый смех прервал Василия. Веселые крики взмыли над толпою:

— Комиссаром!.. Скотским начальником!.. Коровьим председателем!?

— Назначайте!.. — перекрикивая насмешливые возгласы, продолжал Василий, потряхиваясь и свирепея. — Окромя изгальства и шуточек назначайте! Куды угодно дойду, скрозь землю в огонь, а корм скоту добуду!

Колоколец взмылся над столом и захлебнулся в тусклом, надтреснутом звоне:

— Помолчите, товарищи! Граждане! бабы!.. да замолчите, дайте мужику досказать!..

— Пущай досказывает! Ну, ну, Васька, говори, сказывай! — согласилось собрание, захваченное, заинтересованное небывалым выступлением Василия.

— А я все досказал! — слегка растерявшись, уже менее решительно вымолвил Василий. Но, что-то вспомнив, оправился, тряхнул головою и крикнул: — Полнамачивайте на корма! Послужу коммуне!..

— Полнамачиваем! — колыхнулось собрание. — Начинай орудовать!..

Вызвавшись пошуровать по кормовому делу, Василий оторвал себя от всяких других дел. В первое мгновение, после того как он так самоуверенно дал твердое обещание достать корм для всего стада, он растерялся, забеспокоился, сдал. Он явился назавтра после собрания в контору, и завхоз, щуря глаза, ядовито сказал ему: