— Зайду… Да… И поймите, пожалуйста, что для особых торжеств и литавров пока еще нет достаточных оснований. Абсолютно! Хотя и сделано огромное дело. Но Крым еще у Врангеля… Да, будет взят безусловно… Правда, взять его невероятно трудно. Да… Опасно, очень опасно предаваться благодушию. Сейчас всё решают ремонт и транспорт, железнодорожный пролетариат… Критические дни…
Именно критические. Было донесение: один из наступавших полков 29 октября в семь вечера с ходу ворвался в Преображенку (недалеко от вала), захватил орудия сводно-гвардейского белого полка, пленных; к ночи другой полк с развернутым знаменем ворвался в город Перекоп перед самым валом; третий полк бросился на вал — одна рота даже проскочила за первую линию проволоки, но встала стена огня; отдельная кавбригада спешилась, атаковала; подошла вторая бригада, тоже атаковала — и все напрасно…
В ста верстах слева от Перекопа на другом, на Чонгарском конце фронта (там по двум мостам и по дамбам ведут в Крым гужевая и железная дороги), первой выскочила к Сивашу кавалерийская дивизия Оки Городовикова. Но с севера сюда же, на Чонгарский полуостров, ночью ворвалась вся масса врангелевцев, верхами и на повозках стремительно уходивших на юг, чтобы спастись в Крыму. Прикрывались броневиками и тяжелой артиллерией… Пехоту бы на Чонгар в ту ночь, одну бы стрелковую дивизию — занять готовые бетонированные окопы! Но пехота наша, конечно, никак не могла угнаться за повозками белых. Лишь утром только что подошедшая Тридцатая дивизия сибиряков и кавдивизия Городовикова после жестокого боя взяли Чонгар (и много пленных). Но мостов, ведущих в Крым, уже не было — взорваны, сожжены.
Как угарный, горький, тревожный запашок, возникло у некоторых саднящее чувство: не пройти в Крым, опять остановка…
Сводка с берега Сиваша была куцая: противник укрепляется, наши войска расположить негде. Производится разведка крымских вражеских берегов, данных еще нет.
Легким шагом, чуть прихрамывая, Фрунзе стремительно прошел к двери и снова к столу… Армии прорвались на берег Сиваша, стоят фронтом в сто двадцать верст, видят крымский берег, Но проходы в Крым тесные, между перешейками преградой разливается Сиваш. Мертвая точка. Тяжелый воз рывками поднялся в гору, еще короткое усилие — и гребень взят. Если же не сделать усилия, воз покатится обратно, и тогда уже на гребень его не поднять. Да, да, немедленно начать штурм по всем трем перешейкам всеми силами, не откладывать ни на один день, штурмовать, пока противник тяжело дышит…
Теперь самого несет туда, к войскам, к Сивашу, непреодолимая сила тянет. Только там быть в эти дни. Уже отдано приказание готовить поезд. Но громоздок паровоз, тягуче медленно берут разбег колеса…
В кабинет торопливо вошел худенький, строгий адъютант. Одет как Фрунзе, только ворот гимнастерки велик для его тонкой шеи… Что-то неладное с адъютантом: угрюмо смотрит в пол и бледен.
— Что случилось, голубчик?
Адъютант приблизился и подал белый листок.
— Из ставки…
Фрунзе взял телеграмму, и его тонкие брови дрогнули. Опять человек с мефистофельской бородкой!..
Весной Троцкий сквозь пальцы смотрел на Крымский фронт — проворонили Крым! Теперь же находит, что Врангель способен долго держаться и что без тяжелой артиллерии бессмысленно пытаться брать Крым; предлагал часть войск перебросить на Дон и Кубань «для отражения возможных десантов», штурм перешейков отложить на неопределенное время; построить железную дорогу от Федоровки до Перекопа для подвоза тяжелых калибров; перегруппироваться, отдохнуть…
Но как раз об этом мечтают Врангель и французские генералы!
Фрунзе поднял на адъютанта ясные, будто наивно-непонимающие голубые глаза. Однако выражение какой-то веселой, мудрой непреклонности мелькнуло в них, когда он сказал:
— Нет, это невозможно понять, умнейшая голова заболит! По-моему, сам Врангель диктовал эту телеграмму, не правда ли, Сергей Аркадьевич? Ну скажите, пожалуйста, что ж это такое?
Впрочем, этого следовало ожидать. Еще две недели назад; когда Врангелю отрубили лапы за Днепром и треснул генеральский лоб под Каховкой, когда потерпел крушение большой стратегический план белых и, собственно, начался их разгром, Сергей Иванович Русев послал в «Правду» и «Известия» несколько строк: конец Врангеля не за горами, окрыленные успехом, красные армии горят стремлением проникнуть в Крым… И тут высунулась мефистофельская бородка. Этот человек отдал под суд военного цензора за то, что тот позволил напечатать такое сообщение. Этот человек затем разразился статьей — дескать, фронт еще и не приступил к разгрому Врангеля, дескать, борьба неминуемо растянется на много-много недель, на всю зиму. Словом, нож всадил в спину наступающим армиям!
Читать дальше