Яков Ильичёв - Сиваш

Вот ведь какая бороденка, дьявол ее оторви! Вмешательство ее обладателя всегда опасно. С ума сойдешь… Распусти себя, так и сердце лопнет от этой вывороченной «правды». Укрепи сердце и бейся. Пусть армии не знают этого и идут решительно, без оглядки. Бейся, ты не один. Есть подлинная правда, есть Ильич. Массы на фронте дышат этой правдой…

Как ни старался вести себя хладнокровно, а все же с силой швырнул телеграмму на стол, листок скользнул — и вот белеет на полу, как укор в несдержанности. Сам осудил себя и уже абсолютно спокойно, даже слишком спокойно, сказал адъютанту:

— Голубчик, зовите сюда народ…

Вошел начальник штаба с непокрытой головой, с указкой в одной руке, с блокнотом в другой; вошли члены Реввоенсовета в кожаных тужурках, подпоясанные, с кожаными сумками через плечо, еще по-летнему в фуражках. Сергей Иванович Гусев, хоть и не обросший бородой, как Фрунзе, но казавшийся значительно старше — он и был старше Фрунзе на одиннадцать лет, — степенно снял фуражку и положил ее на подоконник.

Все стали вокруг стола. Подняв с полу телеграмму, Фрунзе подчеркнуто равнодушно подал ее Гусеву.

— Еще одна писулька — пожалуйста, ознакомьтесь все. — Сам отошел к окну, но тут же вернулся и стал наблюдать, кто с каким выражением лица читает. — Ну-с, ваше мнение? Прошу изложить!

Обычно душевный и простой, Фрунзе сейчас пытался говорить официально. Однако не получалось. Едва начштаба сказал, что тут все ясно, Фрунзе с досадой, с сердцем перебил:

— Ясно будет, когда мы с вами по Севастополю станем гулять в прелестную погоду. А сейчас мы, кажется, в Харькове? Ясно только, что сбивают с ног вот такими телеграммами!

— Михаил Васильевич, хоть нас не ругайте! — весело запротестовал Гусев. — Отдайте эту телеграммку Сергею Аркадьевичу, пусть спрячет куда-нибудь подальше. Сергей Аркадьевич, запрячь, пожалуйста!.. А что касается той статьи в газете, будто с Врангелем сейчас не справиться, то, к счастью, у нас прескверно организована доставка газет, а фронт вон как рванул на юг. Статья еще не дошла, не смутила бойцов. И надеюсь, когда дойдет, наши бойцы уже будут греться на крымском солнце, читать статью и смеяться. — Сам Гусев уже не улыбался весело; сжав кулак, он тихо, убеждающе и доверительно говорил: — Я был в войсках. Настроение — зубами железо сгрызут, чтобы достать Врангеля. Михаил Васильевич, ведь решено штурмовать, менять решения не будем. Такой ответ на эту телеграмму я подпишу. Она предлагает голодному не есть хлеба, подождать, когда будет булка… Пусть сами эту булку едят. Напишем Ленину; решение ЦК взять Крым до зимы фронт выполнит. Выполнит во что бы то ни стало. На эту телеграмму, считаю, нужно ответить жестоко…

— Лучше всего — взятием Крыма, — негромко сказал Фрунзе. — Как командующий, заявляю без всяких дипломатических аппарансов: ну их всех к дьяволу! От решения немедленно штурмовать не откажусь. И хочу, чтобы у нас в штабе и в войсках не было никаких сомнений на этот счет, главное — никаких колебаний. С колебаниями начинать такую операцию невозможно. Атака угнетает противника, даже хорошо укрепившегося. В нападении обнаруживается воля более сильная… Врангель в степных просторах был слабее, однако, наступая, срывал подготовку красных войск. Побеждает более сильный, но момент атаки сам является частью силы и дает более шансов на успех, даже в условиях Перекопа и Сиваша.

Быстрым и точным движением Фрунзе открыл ящик стола, достал книгу.

— Вот, французская! Смотрите, как волнуются французские штабы в ожидании решительной немецкой атаки, не зная места ее и времени. Чуть ли не катастрофа! Уверен, что нечто подобное сейчас переживает и врангелевский штаб… Нам, по существу, предлагают погасить наступательное настроение частей! Неверные объективно, утверждения этой телеграммы психологически просто вредны. Это ликвидаторство. Против этого я восстаю самым решительным образом, как лицо, ответственное перед ЦК. Сознаю, что перед нами очень сильные укрепления, а наши тылы, артиллерия отстали, к тому же внезапно начались морозы. Армия не имеет зимнего обмундирования. Все это так, но в дальнейшем трудности возрастут в стократ. Каждый потерянный час усиливает белую армию. Мы не можем медлить. Разгромленный, морально надломленный противник быстро не перестроится. Если мы произведем подготовку накоротке, атакуем в ближайшие несколько суток, Крым будет нами взят непременно, с Врангелем будет покончено. Упустить этот момент — преступление перед народом. Обстановка диктует немедленный штурм, и мы произведем его, если даже придется отвечать головой!