Семен Бытовой - Ночью скалы светятся

Эти слова Цоя точно обожгли Има, и с этой минуты он потерял душевный покой.

— Разве это все, что говорил дядюшка Цой Хо Рим? — спросила Най, когда муж неожиданно прервал рассказ и стал закуривать.

— Почти все, — уклончиво ответил Им и прибавил: — Ну, он еще говорил, что товарищ Пак разослал письма знакомым корейцам в Казахстан, что ли. Приглашал их в нашу долину работать по рисоводству. И многие уже откликнулись на эти письма. Обещали к весне приехать.

— Ты подумай-ка, что творится! — восхищенно воскликнула Най.

Несколько минут муж и жена сидели молча, словно не знали, что друг другу сказать. Неожиданно Най закрыла руками лицо и залилась такими горькими слезами, что Им долго не мог ее успокоить. Он встал, уложил ее на топчан, прикрыл полушубком и вышел на улицу. До поздних сумерек ходил Им около дома, и в голове его путались мысли. Как ни старался привести их в порядок и сосредоточиться на какой-нибудь, ему это не удавалось.

С этих пор Най совсем переменилась. Обычно тихая, кроткая, редко когда вступавшая в пререкание с Имом, она не давала ему покоя.

— Пока не поздно, надо вернуться в долину! — настаивала она. — Когда человек чувствует свою вину, — разве стыдно признаться в этом? Ты только погляди: из Казахстана корейцев приглашают, а ты, Им, искусный рисовод, в пяти часах езды от колхоза; так разве тебя не примут? Ну, поругают, пристыдят, быть может. Так ведь есть за что. И непременно примут. Им, не теряй драгоценного времени. Уже весна. Рассчитайся на службе и давай возвратимся в колхоз.

— Я подумаю, Най, — сказал он.

Три месяца боролся с собой Им Тха Дё и, наконец, в середине июля рассчитался на работе, сел с семьей в поезд и приехал в долину.

Хотя время двигалось к вечеру, Най не торопила мужа. Сидя на валке, он долго разглядывал проступавшие сквозь зеленоватую воду острые стебельки рисовых всходов.

— Дети есть хотят, — вдруг сказала Най.

Им встрепенулся, сунул в карман несколько стебельков, взвалил на спину мешок и зашагал к дому правления колхоза.

Ивана Даниловича Пака в конторе не оказалось. Там сидел счетовод Афанасий Иванович — худой поджарый человек с очень близорукими глазами, которым, казалось, не помогали и очки. Низко склонившись над столом, он перебирал бумаги и даже не заметил, как Им Тха Дё с женой и детьми вошли в помещение.

— Добрый день, — сказал Им по-корейски, сняв шапку и переступая с ноги на ногу. Минуту погодя счетовод оторвался от бумаг, поднял на темный морщинистый лоб очки и, увидев перед собой Има Тха Дё, выбежал из-за стола и радостно воскликнул:

— Так это ты вернулся?!

Най спросила:

— А товарища Пака нет?

— Скоро придет. Они с председателем колхоза уехали в райком партии. Ну, рассказывай, как жил, где работал. А у нас здесь такие дела развернули, такие дела!.. Жаль, что тебя не было, Им Тха Дё. Ну, ничего, все уладится!

А спустя три дня Им Тха Дё стоял перед общим собранием и рассказывал, как он скитался с места на место, как встретил случайно в Имане Цой Хо Рима и решил вернуться в колхоз.

К немалому удивлению Има, никто ничего плохого не говорил ему, никто не стыдил. Лишь старый рисовод Тен Ен Бон, косо глянув на Има, сказал:

— Конечно, были у нас трудности. Если бы товарищ Им Тха Дё тогда остался со всеми, было бы легче и ему, и нам. Когда люди вместе, — всегда легче. Однако что было, то было. Раз человек вернулся, — надо простить, принять в родную семью.

Когда же с места поднялся товарищ Пак, Им ожидал, что теперь начнется самое страшное.

— Ну как, товарищ Им Тха Дё, хорошие всходы нынче у нас на рисовых полях? — спросил Пак. — Ты ведь понимаешь толк в этом деле.

Им сунул руку в карман, достал оттуда несколько стебельков.

— Всходы хорошие, только сорняков завелось много, нужно прополоть.

— Вот и станешь во главе третьей бригады, и завтра же с утра начнете прополку. Согласен?

— Спасибо, товарищ Пак, спасибо, друзья! — Им Тха Дё низко поклонился, и корейцы заметили, как у него дрогнули губы.

Собрание кончилось поздно. Люди вышли из тесной, сильно прокуренной комнаты и долго не расходились по домам. Приятно было постоять на улице, подышать чистым, свежим воздухом, да и поговорить хотелось.

Из-за горного хребта всходила большая луна. Ее спокойный голубоватый свет падал на обширные рисовые поля, причудливо отражаясь в чеках, наполненных мглистой водой. Со стороны Уссури дул теплый ветер, скапливая на дальнем горизонте, над волнистыми отрогами сопок, небольшие облака.