Семен Бытовой - Ночью скалы светятся

— Надо белить стволы, — предложила Вересова. — Белить от основания до верхушки кроны. Белые стволы не так сильно поглощают солнце.

Но чем белить? Нужен был какой-то стойкий состав, чтобы он сохранялся всю зиму, и особенно всю весну вплоть до июня. Написали в Южный, в филиал Академии наук. И вскоре оттуда пришел совет: состав приготовить на... соевом молоке.

С осени произвели такую побелку и действительно спасли почти все насаждения. Однако Татьяну Григорьевну это ничуть не утешило. В иную весну не спасешь деревья и белением. Главное — вывести такие сорта яблонь и груш, чтобы Долина ветров около океана стала им родным домом. Понятно, что на это уйдут годы; но время не пугало садоводов. Прошло семь-восемь лет, и Уэндомари превратилась в долину садов, плодоносящих все лето. В конце июля снимают ранние сорта яблок с нежно-розовыми щечками, в августе — с золотистыми, а в сентябре (тут сентябрь особенно теплый и солнечный) деревья гнутся под тяжестью крупных темно-красных яблок, какие росли когда-то под окнами Мацумуры-сан.

— Особенно урожайной была у нас прошлая осень, — продолжала Вересова. — Однако и она не обошлась без тревог.

— Что же было, Татьяна Григорьевна? — испуганно посмотрела на нее Ольга.

— Сильнейший пал!

— Пал? — не поняла Ольга.

— Лесной пожар. Сентябрь выдался очень жаркий. Просто удивительно, откуда вблизи океана взялась такая духота. Что ни день, в лесу вспыхивали пожары. Их быстро гасили. А однажды, когда уже начало заходить солнце, загорелся бамбук. Ветер подхватывал горящие стебли и кидал их прямо на сады. Все, кто были в долине, кинулись гасить огонь. Быстро копали канавы и забрасывали пламя землей. Местами удалось преградить путь огню. В это время на ближней сопке с новой силой загорелся бамбучник. За каких-нибудь четверть часа пал приблизился к фруктовому саду. Тогда кто-то посоветовал пустить встречный пал. Задыхаясь от дыма, обжигая лица и руки, несколько смельчаков подобрались к пылающей сопке и подожгли у подножия еще не успевший загореться бамбук. Огонь пошел навстречу огню, и спустя каких-нибудь десять минут сопка сделалась совершенно голой. Сад был спасен. А ночью выпала обильная роса, промыла как следует яблони, а назавтра начался у нас сбор урожая. — И, слегка улыбнувшись, заключила: — Так что, дорогая моя, легкой жизни сулить тебе не могу. Все, что ты видишь в нашей Долине ветров, рождалось трудно, мучительно, годами. Зато... — она сорвала большое красное яблоко и протянула Ольге: — Пепин-шафран!

Ольга взяла яблоко, повертела в руках, надкусила.

— Ну как? — спросила Вересова.

— Прелесть, Татьяна Григорьевна.

— А вот и твое хозяйство, — сказала Вересова, когда они подошли к виноградникам.

С минуту Ольга стояла в нерешительности. Потом подбежала к покатому склону сопки, села на еще не высохшую от росы траву и принялась перебирать виноградные лозы. Вересова внимательно следила за ней.

— Как они, по-твоему? — после краткого молчания спросила она.

— Зря вы, Татьяна Григорьевна, забросили виноградники, — чуть ли не с упреком сказала Ольга. — Думаю, если хорошенько взяться за них, выйдет толк.

— Вот и возьмись!

Им Тха Дё долго стоял на краю рисового поля. Квадратные чеки были залиты зеленоватой водой. Когда он наклонился и протянул руку, чтобы сорвать несколько рисовых стебельков, увидал в воде свое отражение и отпрянул. Провел ладонью по темному, заросшему лицу, вытер рукавом глаза и тяжело вздохнул. Как он постарел за время скитаний по приморским городкам!

Немного поодаль, в тени черной березы, играли дети и сидела жена Има Най — маленькая черноглазая женщина в стареньком халате из голубого сатина. Она с грустью смотрела на мужа, что-то негромко, боязливо говорила ему, но Им Тха Дё, занятый своими мыслями, или не слышал, что она говорит, или не обращал внимания. Когда Им вырвал со дна чеки рисовые стебельки и стал их внимательно рассматривать, Най повысила голос:

— Я вижу, всходы отличные!

Она понимала, что творится на душе у Има, и больше не осуждала его. Она надеялась, что муж не раздумает вернуться в колхоз. Больше всего Най тревожила мысль, как встретят их корейцы, особенно Иван Данилович Пак — парторг колхоза. Когда, сгибаясь под тяжестью поклажи, Им уходил тропинкой на вокзал, и она, Най, с тремя малыми детьми плелась позади, Пак, догнав их на полдороге, говорил:

— Это нечестно, Им Тха Дё, покидать в беде своих товарищей. Как-нибудь переборем трудный год, — государство нам поможет, возродится наша долина. Ведь ты, Им, опытный рисовод, знаешь, как год на год не приходится. А мы начали строить колхоз на голом месте. Подумай, Им, — покроешь себя позором, если уйдешь; после нелегко будет искупить его...