Семен Бытовой - Ночью скалы светятся

Так славными делами Геннадия Ивановича Невельского увенчались успехом чаяния русских людей выйти через Амур в Великий или Тихий океан.

Невельской отлично понимал, что французы и англичане снаряжали экспедиции к Сахалину и в устье Амура не «со скромной целью», а для того, чтобы «в случае благоприятных условий плавания в этих морях, водворить там свое владычество».

Нелегко досталась победа Невельскому и его спутникам. В Петербурге мало кто интересовался, в каких условиях проходило исследование далекого края. В устье Амура погибла от голода любимая дочь Невельского. Жена его, Екатерина Ивановна, лишилась здоровья, но никогда не роптала, не жаловалась на судьбу, мужественно перенося все тяготы в далеком суровом крае.

В характере этой замечательной русской женщины, по словам сподвижников Невельского, были черты отважных жен декабристов, которые последовали за своими мужьями в далекую Сибирь, не считаясь ни с какими невзгодами. В записках лейтенанта Николая Бошняка можно прочесть:

«На транспорте «Байкал» мы все вместе перешли в Аян и там пересели на слабый барк «Шелехов». Когда барк стал тонуть, никто не мог уговорить г-жу Невельскую первою съехать на берег. «Командиры и офицеры съезжают последними, — говорила она, — и я съеду тогда, когда ни одной женщины и ребенка не останется на судне». Так она и поступила. Между тем барк уже лежал на боку...»

В одном из своих писем с низовья Амура в Петербург Г. И. Невельской писал: «Мы были забыты и оставлены на жертву случайности и голодной смерти. Но убеждение, что действия наши клонятся к благу отечества, единственно поддерживали в нас крепость духа, энергию и отвагу...»

Стойко переборов все невзгоды лютой северной зимы, Геннадий Иванович продолжает исследования Амурского края. Он организует на берегу лимана новые посты и селения. Посылает своих помощников в неведомые еще глубинные районы, оказывает помощь местным племенам нивхов.

По свидетельству Антона Павловича Чехова, «это был энергичный, горячего темперамента человек, образованный, самоотверженный, гуманный, до мозга костей проникнутый идеей и преданный ей фанатически, чистый нравственно».

...Таволгин только до половины прочитал свою тетрадь, когда наступили сумерки. Солнце скатилось к горизонту огромным огненным диском, и дальний край моря зловеще запылал. Скопившиеся там небольшие облака, алые от закатного пламени, казалось, качались на зыби.

— Засиделись мы с тобой на Крильоне, дружище, — сказал Василий Николаевич и спросил старшину катера: — Как, Гладышев, пробьемся домой по приливу?

— Надо, товарищ капитан! — ответил старшина и завел мотор.

Катер, подрагивая всем корпусом, несся к берегу.

Мы сидели с Таволгиным друг против друга в тесном кубрике и молчали, каждый занятый своими мыслями.

О чем думал Василий Николаевич, какие чувства переживал он теперь, я, понятно, не знал.

А мне, под дробный стук мотора и плеск волн за кормой, слышался глуховатый звон старого медного колокола с мыса Крильон. Он рождал в душе гордость и восхищение мужеством русских людей, чьи славные дела на благо родины, как немеркнущий свет на белых Цагаянских скалах, озаряют сквозь даль времен и наш путь.

Японское название Южного Сахалина.

Японское название Южно-Сахалинска.

Пояс на кимоно.

Каланы — морские бобры.