Юрий Мейгеш - Жизнь — минуты, годы...

Никто больше не желал выступать, все тихо гудели и говорили, что пора заканчивать, и Семен Иосифович негодовал. Он настаивал, поругивая Василия Петровича, уговаривал, просил, убеждал, а тот пропускал все мимо ушей, он вслушивался в другой голос.

Кто умер любя, тот понес свое чувство в вечность. А какова она, эта вечность? Я хочу быть вечной, повторяться в будущем, как эхо. Милый, хочешь, я крикну? А лес будет эхом повторять: люблю, люблю… Деревья тоже любят; дуб любит рябину, рябина тянется к дубу: «Как же мне, рябине, к дубу перебраться». Видишь, какие прекрасные цветы на бурьяне? Цветок — это любовь. А лепестки моей любви ты видишь? — красные, голубые, синие, белые… Это спектр, цветовая гамма моей любви. Если не будет любви, тогда все вокруг станет черным. Черный неплодоносный камень, черное мертвое небо, черная трава — огромная, на всю планету, Хиросима, и над всем миром гигантский черный гриб — людомор. Но я хочу, чтобы вместо черного гриба была белая-белая лилия. Белый цвет — это невинность. И хочу, чтобы росла красная роза. Красный цвет — это любовь. И чтобы вокруг колосилась и ходила волною зеленая пшеница. Зеленый цвет — это надежда. Взгляни на меня. Ты видишь, какая я? Красная роза, белая лилия, зеленая пшеница и голубая незабудка. Милый, ты все еще не знаешь меня? Я — женщина.

Когда удастся передать сущность человека строгой математической формулой, тогда наступит всемирная тоска. Механизм… ОН-27 вступил в брак с ОНА-21 Институт «ЧЕЛОВЕК—3000 Р» дал вывод, что ОН-27 и ОНА-21 имеют наиболее близкие психические и физические качества. Правда, ОН-27 предварительно должен был провести некоторые доработки физического порядка: заменить свой с горбинкой нос классическим греческим, поставить более волевой подбородок, перекрасить цвет радужных оболочек своих глаз в темно-карий цвет. Граждане, пользуйтесь услугами института «ЧЕЛОВЕК—3000 Р». В складских холодильниках института в широком ассортименте имеются запчасти: сочные полные губы, вступающие в моду в нынешний весенне-летний сезон, есть в достаточном количестве ассортимент лбов — от низкого кретинообразного до высокоинтеллектуального сократовского. В ближайшее время поступят сердца марки Л-3000, которые будут сообщать вам способность любить. Лабораторные исследования и эксперименты дали блестящие результаты: два существа с сердцами марки Л-3000 начали называть себя Ромео и Джульетта, они искали уединения и целовались под луной. Толпа, увлеченная столь необычным зрелищем, шла следом за ними и скандировала: Ромео — Джульетта! Ромео — Джульетта!

(Мишка отчаянно швырял камни, а ватага мальчишек бежала за ними и выкрикивала: Пирика — Мишка, Пирика — Мишка!)

Сорок два семьдесят один. Запомнишь?

Серое небо, осенняя слякоть с самого утра, а сейчас июнь — месяц летних отпусков. Пасмурно, на столбе у самого угла дома целый день горит электрическая лампочка, неясно отражаясь в мокром асфальте. Два мира — действительный и иллюзорный; у телеграфного столба — бледная копия столба, под машиной — перевернутая кверху дном машина, у дома — другой дом, в стиле импрессионизма. Грубые мазки кисти, скука серых цветов, а зонтики — как маки на лугу, и плащи на женщинах пестрые. Без них город с мокрым асфальтом, с блестящими озерками лужиц был бы бесконечно тоскливым и серым. Город без женщин — город без будущего, без детского гама, без молодости и без вечности. Лезли в голову разные глупости, он без дела слонялся по городу, под ногами шуршала мелкая галька, шлепал мокрый асфальт, дождь постукивал дробными каплями по капюшону, и в ушах непрестанно шумело.

Сегодня очень плохая погода.

«Кошка под дождем». Возникали в памяти обрывки фраз, особенно итальянский текст. Он когда-то любил изучать иностранные языки, одолел французский, английский и немецкий, а итальянский ему просто очень нравился своим милозвучием.

— Здесь была кошка, — сказала молодая американка.

— Кошка?

— Да, да. Самая настоящая.

— Кошка? — прислуга засмеялась. — Кошка под столом.

— Да, — ответила та, — здесь, под столиком!

Он знал наизусть целые диалоги из Хемингуэя.

«— А ты меня никогда не разлюбишь?

— Нет.

— И это ничего, что дождь?

— Ничего.

— Как хорошо. Я очень боюсь дождя.

— Почему?

— Не знаю, милый. Я всегда боялась дождя.

— Я люблю дождь.

— Я люблю прогулки под дождем. А для любви дождь — плохая примета.

— Я тебя буду всегда любить.

— Я тебя буду любить в дождь, и в снег, и в град, и… что еще бывает?