Юрий Мейгеш - Жизнь — минуты, годы...

— Вот как.

успел освоиться со своим незавидным положением и понемногу успокаивался. Никто больше не хотел выступать, и Семен Иосифович обращался поочередно то к одному, то к другому, но каждый уклонялся, дескать, пусть поначалу выскажутся другие, и при этом поглядывали на Анну Андреевну, привыкшую выступать на собраниях одной из первых. Шестич в душе посмеивался над коллегами, хотя в действительности был рад их молчанию.

Душа на замке, думал он, а наружу выпирает дипломатия: сколько будет дважды два? А ведь раньше спорили, искали правду… Но какое, в сущности, мне дело, пусть как хотят. Не всегда человек может быть самим собою. Экзистенциалисты, кажется. А Ивана Ивановича не могу понять. Что-то у него в душе произошло. Ведь до сих пор они с Семеном Иосифовичем шли в одной упряжке. Два столпа в коллективе. Все же он несколько забавен, а может быть, даже и интересен. Негнущийся, как высохший прут, а Семен Иосифович его все же согнул… Жизнь обкатывает, отесывает, то встряхнет на ухабине, то на кочке подкинет, и глядишь, как крашенка, клади за пазуху — не царапнет. Дважды два? Вам сколько нужно, Семен Иосифович? Молодец! Я, товарищи, считаю, что Семен Иосифович высказал очень правильную мысль, в то время, когда… А здесь вдруг снова в свою собственную борозду, впрочем, по правде говоря, он из нее и не выходил… Скоруйко не ожидал этакого поворота. От Ивана Ивановича?! Известное дело, после такого выступления в горле пересохнет, полный стакан, залпом. Что ж, сам напрашивался. Я вам советую, молодой коллега, не вмешиваться, потому что пока еще с меня спрашивают и пока еще мой собственный котелок неплохо варит… Прикрыл всех крыльями, как квочка цыплят. Создал в коллективе уют. Вам что-нибудь надо? Ну, вот и выполняйте честно свою работу, пусть вас больше ничего другое не волнует, положитесь на меня, сами видите, спина моя широкая. Им, видимо, это нравится. Тихая заводь, болото… Авторитет успокаивает людей, убаюкивает: он все знает, он все может… Электрическая лампочка против керосиновых моргалок — зачем моргать, если все равно в полутьме не видно? А электричество светит! Маковые зернышки собирай! Человечеству понадобились века, чтоб возражать против авторитета атомной структуры мира. Волох говорит правду: надо сомневаться, на зуб пробовать, а вдруг внутри дупловина.

— Товарищи, кто еще хочет выступить?

— Семен Иосифович, вы уж сами…

— Заладили — сами, сами!.. Я вас прошу высказываться. Итак, кто следующий? В конце концов я же здесь не один… вы видите: дело сложное.

SOS? Викинг взывает о помощи?! Или это дипломатический ход? Ну, кто следующий, пожалуйста… кажется, SOS… Зверич был одним из лучших пловцов, многих спасал, а сам на мелком месте утонул. Сперва думали, что он так, в шутку… А сейчас похоже, что Семен Иосифович сам начинает тонуть, но кто же ему здесь поверит. Не шутите, Семен Иосифович, вы гранитный. Каждый сам себе скульптор, сам себя создает — один из гранита высекает, другой из глины лепит. А иные из сахара, чтоб послаще. Случается, лепят и из воска или из резины, такие податливые, на них и держатся Семены Иосифовичи… С чего это он вдруг? Мраморный, у него лицо белое, белый итальянский мрамор. А душа? Тоже с мраморным холодком, с аптечной стерильностью. А может быть, совсем не так? Ведь заботится обо всех… Или все это только ради себя?.. Несколько миллиардов клеток коры больших полушарий, попробуй разгадай весь механизм мысли. Надо бы простенький мозговой механизм, как радиоприемник на кристаллике. Настроил на одну волну — и все ясно… На какой частоте? Прижми руку, вот сюда. Слышишь? Тук-тук, тук-тук, семьдесят в минуту. Не забудешь, милый?

Нечаянно вспомнилось.

Только и успел сказать: позвони в девять по номеру сорок два семьдесят один. Не забудешь? Потом ждал изо дня в день. Она не звонила и не приезжала, а времени оставалось совсем мало — всего несколько дней, потом снова будет знакомый город, знакомые люди и тысячи знакомых глаз. И лишь издали, через улицу, можно будет встретиться мимолетным взглядом. Неужели не расслышала? Не может быть! Она тогда шла с какой-то молодой женщиной, а когда увидела его, очень смутилась, покраснела. Она всегда краснела при встречах. Хотела пройти мимо, делая вид, что не заметила, но он окликнул:

— Можно вас на секунду?

Осматриваясь, не слышит ли их кто-либо, назвал ей номер телефона. Она повторила и сказала, что запомнит. Неужели забыла? Сорок два семьдесят один, — достаточно прикрыть веки, чтобы увидеть черный диск и белые цифры: четыре, два, семь, один. Черный диск и резкий звонок. Особенно ночью — слышно, словно в церковный колокол бьют. Он вскакивал с постели, но телефон молчал. Звенело только в ушах. А когда засыпал, телефон снова начинал издеваться над ним. Он умолял: хочу только услышать твой голос, больше я ничего не желаю, ну же, отзовись в черной трубке, если ты и дальше будешь молчать, я просто не вынесу. Ты мне нужна, я без тебя ничто. Две человеческие силы, умноженные на любовь… Сколько это?