Наталья Суханова - Искус

Неутоленная, она двинулась с площадки, но от ворот повернула все же не домой, а в парк. Замедленный сначала шаг постепенно вновь стал торопливым. По парку Ксения уже почти бежала, как бы ища кого-то, шарахаясь от встречных, от стандартного оклика: «Девушка, можно вас на минутку?». Главные аллеи были уже полупусты, на боковые она не сворачивала. И опять — все чужие, чужие, неинтересные. Встретила только одну — полузнакомую — девицу. Нет, конечно, Ксения ее знала, да и кто кого в Джемушах не знает. Но так, шапочное знакомство, перекинешься обычно: «здравствуй!», «привет!» — и только. На этот раз, однако, они остановились поговорить.

— Ну, как оно там, в столицах? — спрашивала девица, поглядывая скучливо вокруг.

Ксения в сильных выражениях расписала ей скуку и никчемность жизни в большом городе, мещанство и снобизм столичных жителей. Здесь не было раздраженного отца, она встретила сочувственную слушательницу, хотя девица почти и на глядела на Ксению. Они вместе прошли до выхода из парка.

— Ну, покедова! — сказала девица, сделав ручкой.

Кого она напомнила Ксении? Ах, да, конечно, партнершу ее на том новогоднем вечере, когда она так страдала по Киму — та девица, как и эта, говоря с ней, все время смотрела вбок. Совершенно одна и та же манера! И Ким. Как же давно это было. Теперь уже и не понять, чего это она так страдала — до восхищения милой крошкой, до ненависти к самой себе.

Вот она и наказана за жадность и болтливость. Ночь отодвинулась, уже не испытывала ее ни ветром, ни запахами, ни темнотою. Была, так сказать, рядом, но смотрела в другую сторону.

Когда Ксения вернулась домой, все уже спали. Тихонько пробралась она к своей — своей! — кровати и легла, вновь довольная и тем, что она не в Москве, а дома, и тем, что впереди лето.

Музыка, еще доносившаяся откуда-то, вновь была серебристой. И серебриста была ночь за раскрытым окном. И даже простыни, постеленные ей матерью, были необычно для их дома чисты и свежи — почти серебристы…

В этот день у нее получилась сцена искушения Змием Адама и Евы.

— Плодитесь и населяйте Землю, — говорит Адаму и Еве Бог.

И они безмятежно повторяют:

— Мы заселим Землю.

А серебристой ночью приходит Змий.

Райский сад. Эдем, Змий и Ева видны отчетливо, но цвета лишены. Змий ведет первый на Земле интеллектуальный разговор:

— Это я, мудрый, не мигающий, не опускающий глаз, спрашиваю вас, зачем вы живете?

— Чтобы родить людей, которые населят Эдем.

— Зачем будут жить эти люди?

— Нам непонятен твой вопрос. Разве не прекрасен Эдем? Как ярки в нем цветы и плоды!

— Ярки — днем. Где эти краски сейчас, великой ночью?

— Почему ты называешь великой ночь? Днем свет так силен, а ночью остается только этот слабый.

— Но это свет тысяч солнц, а вы привыкли довольствоваться одним, потому что оно ближе. Эдем ваш — маленькая клумба, издали — только пятнышко.

— Не можем мы понять, о чем ты говоришь.

— И не поймете, пока не вкусите от Древа Познания.

Он уговаривает Адама и Еву съесть от Древа Познания.

Адам растерянно: Горьки эти плоды, сказал нам Господь.

Змий: Горьки. Но после них уже не хочется сладкого.

— Не нужно, — не сдается Адам. — У нас в Эдеме есть все.

— И эта клумба — все? Неужели вы не хотите большего? — глядит, не мигая, Змий.

…Ксении казалось, что в этой сцене нечего больше добавить, но уже собравшись (условились встретиться школьной компашкой), она была застигнута новой мыслью. Почему, собственно, Змий? Бог будет сам соблазнять человека! Все ведь началось со спора, даже просто с беседы с другими богами. Даст ли он людям способность познавать, спрашивали боги.

— Зачем? — спрашивал в свою очередь Саваоф (у него есть имя, как у одного из многих). — Разве кому-нибудь из нас принесла радость эта способность? Я дам им то, чего нет у богов — счастье.

— Но, может, больше, чем счастья, они возжелают знания?

— У них не будет потребности в знании, — говорил Саваоф. — Я помещу древо познания в Эдем, но они не коснутся его, потому что у них и так будет все, что нужно для счастья.

— А если все-таки..?

— Я сам буду их соблазнять, чтобы посрамить ваше сомнение!