— Слушайте, Подольный, — не повышая голоса и отпуская его руки, обратился к нему Алексей Тихонович. — Если вы сейчас же не перестанете безобразничать...
Подольный воззрился на врача и заорал:
— Уйди!.. Ты — Риббентроп?.. Риббентроп! Риббентроп!..
Алексей Тихонович направился к выходу, сказав дежурной сестре:
— Пусть подурачится. Пойду позвоню в милицию.
Подольный бросился за ним.
— Риббентроп, постой! Я — Черчилль!
— Прекратите безобразничать! — сурово окрикнул Мещеряков. — Ложитесь спать. — Он повернулся и вышел из палаты.
Растопырив руки, Подольный заскакал на одной ноге, горланя всякий вздор. Сзади неожиданно подкрался к нему Кошелев, тряхнул его за плечи:
— Ты чего прыгаешь, как блоха в штанах? — Старик еще раз тряхнул его и уложил на койку.
Подольный угомонился.
Ночью он разбудил Виктора Дмитриевича:
— Как доктор — ничего? — совсем здраво спросил он еле слышным шепотом.
Виктор Дмитриевич почувствовал липкое прикосновение холодных и мокрых рук Подольного, цепких, как у утопающего.
— Договориться с доктором можно?.. По пьянке у меня дело одно вышло, — пояснил он.
Кошелев вылез из-под одеяла, шлепая босыми ногами, подбежал к кровати Подольного. Нагнулся к самому его лицу и быстро проговорил:
— Если ты, гад, доктора нашего или санитарку какую хоть пальцем тронешь... смотри! Мозги тебе сдвину. Тогда по-настоящему, на всю жизнь петухом закукарекаешь...
Подольный замолчал, сунул голову под подушку.
Утром к Мещерякову пришла жена Подольного. Она попросила справку, что муж — психически больной:
— Доктор, что будет стоить...
Алексей Тихонович сдержался от желания грубо выпроводить эту женщину.
Когда в отделении Подольный начал привязываться к нему, Мещеряков спросил:
— Хотите на экспертизу во Вторую больницу, на Пряжке?
Подольный оглянулся на Кошелева. Старик не отходил от него ни на шаг. Подольный больше не притворялся, говорил с врачом чуть не всхлипывая:
— Это у меня приступ вчера был. Когда я пьяный— всегда чудеса творю. Ничего не помню. Мало ли что делал. Не могу же я отвечать, если делал все без сознания.
— Алкоголик — сознательный человек и полностью отвечает за свои действия, — оборвал его Мещеряков. — Случаи же так называемого патологического опьянения, когда люди действительно ничего не помнят и не отвечают за свои действия, составляют редчайшее исключение. А у таких пьяниц, как вы, водка просто устраняет чувство контроля, присущее трезвому человеку...
Уходя, он дружески поглядел на Кошелева и Новикова, догадавшись, что они решили охранять его.
Мещерякову было ясно: симулирующий Подольный натворил что-то и в психиатрической больнице ищет убежища. Он связался по телефону с капитаном Батуриным.
Услышав о Подольном, Батурин оживленно воскликнул:
— А мы ищем его! Подольного надо срочно допросить. Он как — психически здоровый? Можно приехать?..
К вечеру Батурин приехал в больницу. Алексей Тихонович попросил у него разрешения, чтобы при допросе Подольного присутствовал Новиков. Капитан возражать не стал, но в их разговор вмешался Славинский:
— Я не делал бы этого. Что за надобность?
— Огромнейшая! — сейчас же откликнулся Мещеряков, подходя к Петру Афанасьевичу. — Что такое алкоголик?.. Человек этот физически живет, а душа его — гниет, разлагается. И прежде чем этому человеку прививать физическое отвращение к водке, надо остановить разложение его души... — Алексей Тихонович взглянул на недоумевающего Славинского и улыбнулся: — Здесь мало одной лишь бесстрастной врачебной добросовестности. Выработать физическое отвращение к водке — полумера. Алкоголик должен осознать, что пьянство — не только личное, но и общественное зло. Вот если ты воспитаешь у него такую сознательную ненависть к алкоголизму — ты победил...
Славинский предпочел уклониться от спора, отделавшись вопросом:
— А нам не придется продолжить дискуссию, когда Новиков поступит в больницу в третий раз?
Вызвав Новикова, Мещеряков попросил его начертить форму для графика дежурств сестер и санитарок отделения и оставил в ординаторской вместе с капитаном.
Батурин отнесся к Новикову приветливо, расспросил о лечении, сказал, чтобы после выписки он пришел прямо к нему. Когда привели Подольного, Виктор Дмитриевич спросил:
— Может быть, я мешаю?
— Вы будете заниматься своим делом, а я — своим, — ответил Батурин и приступил к допросу.
Как Виктор Дмитриевич ни пытался сосредоточить свое внимание на графике, ничего у него не получалось, и он — хотел того или не хотел — прислушивался к разговору Батурина с Подольным.
Читать дальше