Мира Смирнова - За окнами сентябрь

Пять дней Римма и Глаша прожили у Медведевых, наслаждаясь тишиной, запахом нагретых солнцем трав, цветов, душевным гостеприимством стариков. Купались в холодной быстрой речке, ходили в лес, и Римма рассказывала, как они с Борисом за год до войны жили в этой же деревне, бродили по этому же лесу… Суховатая, собранная Глаша расслабилась и находилась в несвойственном ей состоянии умиления. На шестой день пошел дождь, похолодало, и Римма заторопилась в город: вдруг Ляля прилетит раньше. И надо подготовиться к встрече, посмотреть квартиры…

Прощаясь, Глаша сказала:

— Носил меня черт по элитным санаториям! Вот где отдыхать надо! Пустите меня еще?

Старики наперебой звали их приезжать вместе и врозь, как выйдет, и Лялечку привезти, и Митю, если будет в Ленинграде…

— Он бы тут наделал шороху! — сказала профессор Аглая Викторовна, к старости полюбившая жаргонные словечки.

Римма вернулась в город очень своевременно: едва отперев дверь, она услышала телефонные звонки и, бросив вещи, схватила трубку. Бархатный Митькин баритон звучал укоризненно:

— Слава богу! Полдня звоню! Где вы порхаете под дождем?

— Легок на помине! — обрадовалась Римма. — Ты откуда?

Митя сообщил, что прилетел на съемки, но непорядок с погодой, поэтому он свободен — можно приехать?

Римма только успела умыться и разобрать вещи, как он появился. В сверхмодном пальто — недавно был на зарубежных гастролях, — с цветами, коробкой шоколадного набора, коньяком и каким-то большим пакетом.

— Ну, Митрий Великолепный, — смеялась Римма, — ты просто Санта-Клаус!

Они пошли на кухню. После первых «как вы? как ты?» Римма начала рассказывать про Медведевых…

— Жив старикан? — радостно перебил Митя. — Ну молодчага! Ему лет сто, наверно?

— Несколько меньше… Про тебя спрашивал, просил привезти.

— А что? Съездим? — загорелся Митя. — Хочу его повидать. Машину я добуду…

— В другой раз. Меня уже Аглая укатала.

— Кстати, читал: ваша Аглая такую речь на конгрессе толкнула — вся зарубежная печать откликнулась.

— Я — как старый Форсайт! — рассердилась Римма. — Мне никогда ничего не говорят! Полдороги рассказывала о конгрессе, о Лондоне, и так, мимоходом: «небольшой доклад сделала».

— Я тут недавно подумал, — вдруг серьезно сказал Митя, — вокруг вас всегда приличные люди роятся, ни одной дряни вспомнить не мог. Как вы их находите? Или они — вас?

— С чего тебя на такие размышления потянуло? — насторожилась Римма. — Опять что-нибудь?

— С Лилей развелся… Столько грязи хлебнул!.. — отчаянно махнул рукой Митя. — Ну, ей — тридцать, мне — пятьдесят четыре, так ведь знала, не скрыл от нее…

— Мне казалось, она любит тебя…

— Она исступленно, страстно, преданно, нежно любит себя и… деньги… — с горечью ответил Митя. — Вы подумайте, какая невезуха: с юности мечтаю иметь семью, детей, уютный дом… то, чего у меня никогда не было… Теперь все! Завязал! Буду один куковать…

— Не дадут тебе, Митенька, — убежденно сказала Римма. Митя по-прежнему красив, строен, седина придает значительность его лицу.

— Я же вам пальтушку привез, — прервал Митя тяжелый разговор. Пошел в переднюю, вынул темно-зеленое кожаное пальто, надел на Римму, говоря: — Конечно, это имитация, на настоящую кожу много валюты надо, но сшито здорово! — все-таки Париж.

— Ну зачем ты на меня тратишься! — с досадой говорит Римма, невольно любуясь пальто. — Привез бы лучше…

— Кому? — грустно спрашивает Митя. — Кроме вас у меня родных не осталось. А вам идет! — радуется он. — И размер точно угадал.

Он разглядывает ее с доброй улыбкой и неожиданно говорит:

— Рисанночка, перебирайтесь ко мне в Москву, что я один как пес! Квартира позволяет, будете володеть и княжить, с утра до ночи ругать меня, смотришь, и я человеком стану…

— Прекрасная мысль! — смеется Римма. — В качестве кого же я у тебя поселюсь?

— А вы меня усыновите. Я буду послушным сыном. Честное слово!

Собираясь уходить, он говорит:

— Знаете, Рисанночка, если исключить личные огорчения, мне грех жаловаться: играю, снимаюсь вволю, успех есть, даже на улице узнают… А я вспоминаю Васю Мотылькова, Сказочника — такого счастья уже нет.

— Делай поправку на возраст, — советует ему Римма, думая: «Если он мне кажется немолодым, то я, наверно, в его глазах — древняя старуха».

Словно отвечая на ее мысли, Митя, смеясь, говорит:

— Хотите знать, чем у нас кончится? Мы станем толстыми, унылыми, старыми бегемотами, а вы будете порхать среди нас, щелкать бичом, покрикивая: «Приготовились, внимание, начали!» И мы, подобрав животы, будем вставать на задние лапы…