Владимир Степаненко - Где ночует зимний ветер

Вертолет вздрогнул, выстреливая темные колечки дыма. Размашистые лопасти винта завертелись, согнали воду, высушивая траву между камнями. Я растерянно смотрела вслед взлетевшей машине.

Вертолет напоминал большую стрекозу со слюдяными крылышками. Машина ткнулась в облачность и пропала. Снова вывалилась перед острыми клыками Скалистого. Прицелилась и перепрыгнула через них.

А я все еще прислушивалась к затихавшему гулу далекого мотора. Растерянно оглянулась, ничего не понимая, совершенно смятенная. После нападения в палатке ВВ Володька стал моим злейшим врагом. Но его ранение потрясло: для меня он рвал породу. И сейчас я готова была бежать за улетевшим вертолетом, не раздумывая отдала бы ему свою кровь, чтобы только спасти.

Я почувствовала, что страшно устала от тяжелого перехода через тундру. Едва добрела до палатки. Сбитые резиновыми сапогами пятки нестерпимо горели.

— Анфиса, подожди! — из-за палатки выбежала Сладкоежка, вертя перед моими глазами разноцветными конвертами. — Ты счастливая: сразу три письма. А я посылку получила.

— Давай, — я безразлично протянула руку.

— Спляши.

— Не буду.

— Ты не рада письмам? — удивилась студентка, поворачивая рывком меня к себе, заглядывая в глаза. — Ну, скажи, ты не рада?.. Знаю, тебе жалко Свистунова.

Я заплакала.

— Я боялась Бугра, — призналась Тося. — А почему — сама не пойму. Лешка Цыпленков чуть-чуть похож на него, но не такой страшный.

Я могла многое рассказать подруге о Володьке Свистунове, но не имела права посвящать в его тайну. Зачем рассказывать, что он вор: дал мне слово покончить со старым, сорвал с шеи никому не нужный крест. Нет больше вора в законе! Есть человек.

— Я верю, его спасут.

— Анфиса, ты пришла с Хауты в лагерь за помощью… Не боялась одна идти по тундре?

— Лешка шел со мной… Вдвоем не страшно… А разве ты не пошла бы?

— Но все равно ты, Анфиса, храбрая!

— Храброго человека ты не видала, — я чуть улыбнулась губами, вспомнив ласковые глаза гвардии старшины медицинской службы. — Есть у меня одна знакомая в Москве, Дядя Степа. Настоящий храбрец! Степанида Ивановна. Степой ее на фронте звали… Ушла добровольцем в сорок первом… санитаркой была, раненых с поля выносила… Не раз с фашистами дралась, из автомата стреляла. Познакомлю тебя с нею.

— Я буду рада!

Спасибо Сладкоежке, помогла мне лечь. Я упала на койку и сразу куда-то провалилась. Проспала долго. Открыла глаза и не могла понять, кто меня раздел и так заботливо укрыл одеялом. На ящике стояли миска с гречневой кашей и кружка чаю! Я поняла: приходила проведывать Вера. Будить не решилась и оставила ужин. Забегала и Сладкоежка: горкой насыпаны шоколадные конфеты в разноцветных обертках.

В лагере по-ночному тихо. Трудно понять, наступил день или еще стояла ночь. Дождь перестал. Ветер высушил брезент, и провисшие полы палатки натянулись.

Надо вставать, но я лежала. Усталость не прошла, ноги не поднять — свинцовые. Мысли далеко от лагеря, за Скалистым, куда скрылся вертолет. Я мысленно следила за ним. Перелетала через знакомые пики и хребты, кружила по узким ущельям, пересекала поляны, озера, реки и тундру. Попыталась представить незнакомый аэродром, санитарную машину, больницу, врачей в белых халатах.

Я верила, что Володьку Свистунова должны спасти и что я его скоро встречу. Но загадывать наперед не хотела. «Чудачка Сладкоежка, — подумала я, расчесывая волосы. — Спросила, жалко ли мне Бугра. Очень. Но жалею я его не из-за сострадания к его увечью, а за всю бестолковую жизнь, потраченную зря».

Вспомнила свою историю. Из памяти не вытравить Воронцова. Бальное платье для выпускного вечера чуть не испортило мне жизнь. Спасибо, что я вовремя встретила гвардии старшину — Дядю Степу. Без экспедиции я теперь не могу жить. Каждый рабочий начинает свою учебу с самого простого. Я тоже начала с простого. Научилась копать канавы. На моих ладонях — трудовые мозоли. И снова подумала о Свистунове. Он умел работать, мастерски взрывал. Грунт седьмой категории! Без Володьки трудно придется, но сдаваться нельзя. Канавы надо копать, геологи должны знать простирание коренных на Главном и Скалистом.

До зарезу нужен взрывник, чтобы не сорвались работы экспедиции. Не забыл ли об этом Александр Савельевич за ЧП и всеми хлопотами?

Канавы сейчас главное. Камни, трудный грунт и вечная мерзлота.

Наконец, вспомнила о полученных письмах — они у меня в руках. По прыгающим буквам узнала знакомый почерк. Не в ладах мама с пером. Дорогая мама, я тебя давно-давно не видела, кажется, целую вечность. Хочется расцеловать, разгладить твои морщинки.