Владимир Степаненко - Майские ласточки

Дед упрямо шагал впереди и хранил молчание.

Расстояние от вертолетной площадки до буровой вышки Кожевников тысячу раз проверил, но сейчас он почувствовал, что выбился из сил. Еще немного — и упадет. Силой воли преодолевал усталость и шел вперед по истоптанному синему снегу.

В темноте с буровым мастером поравнялся Афган и пошел рядом, прижимаясь крепким плечом. Поддержка фронтового друга оказалась кстати.

Кожевников старался скорей достичь моста. На буровой он единственный хозяин, как капитан на крейсере или подводной лодке. Пускай попробуют ему возразить! Назубок затвержена инструкция:

«Работами по спуску колонн должно руководить одно лицо — буровой мастер, ответственный за спуск колонны согласно разработанному техническому плану».

Перед буровой вышкой Дед остановился. Решительным жестом приказал остановиться:

— Посторонним делать нечего. Не будем мешать буровому мастеру.

Спорить с Дедом никто не решился.

Аскеров Афган не отставал от своего сержанта. Сколько раз они вместе отправлялись вот так в разведку, уходили на разминирование проходов, переплывали на плотах и лодках через реки!

Кожевников строгим взглядом окинул работающих Владимира Морозова, Петра Лиманского, Петра Рыжего и Валерку Озимка. Он смотрел на них глазами Деда, придирчиво, не упуская ни одной мелочи. Подолгу останавливался на инструменте, запасных клиновых захватах, наборе муфт для утяжеления. Банку с графитом заменяла клеевая смазка. Все было подготовлено со знанием дела. Успокоившись, подошел к Владимиру Морозову и похлопал его рукой по плечу.

— Порядок! — снял с дощатой стены защитный шлем и надел поверх шапки-ушанки.

Впервые Кожевников почувствовал настоящую силу мороза. У земли он не казался ему таким сильным, как здесь, на высоте двора, у лебедки, ключей и инструмента. Он с укором посмотрел на Владимира Морозова, потом перевел взгляд на Валерку Озимка.

Буровик жестом показал мастеру, что пытался заменить верхового, но не вышло.

Кожевников не знал, какой скандал здесь закатил Валерка Озимок.

«Мороз сегодня большой, — сказал Владимир Морозов обращаясь к Валерке. — Градусов под сорок тянет. Ты отдохни, Валера, не выходи на работу!»

Верховой обиделся, решил, что его хотят отстранить от вахты не из-за мороза, а не доверяют при ответственном задании!

«А вчера разве не было мороза? Еще похлеще. Нельзя мне пропустить спуск колонны. «Со спуска рождается буровик», — так Павел Гаврилович говорит. А потом… я жениться хочу. Деньги надо прикопить к свадьбе!»

«Будешь жениться, мы тебе справим подарки от бригады, — посмеиваясь, сказал Владимир Морозов. — А буровиком ты будешь. Знаю, работа захватила тебя до конца. А сказал же, жалеючи тебя, дурака!»

«Меня не надо жалеть. Я хочу работать. Хочу присутствовать при спуске первой колонны. Павел Гаврилович сказал, что мы делаем историю. Я не брал рейхстаг. Но пускай после спуска колонны Катька говорит всем: «Мой Валера Озимок делал историю Сибири. Делал историю Ямала. Участвовал в открытии газа на новой площади и в спуске колонны в бригаде Кожевникова».

«Делай историю, Валера, — засмеялся Морозов. — Прав Кожевников. Мы привыкли к будням и не видим в них праздников. Может быть, ты и прав, парень!»

Кожевников смотрел на буровиков в радостном открытии величия их работы и подвига. Лица затянуты шерстяными подшлемниками, на головах каски. Но невозможно уберечь от страшного мороза тело: за клубами белого инея видны отмороженные скулы, носы. В негнущихся брезентовых куртках и таких же брюках, смороженных водой и каплями раствора, в своих доспехах они похожи на космонавтов. А за спинами не ранцы с кислородом, а пудовые куски льда.

Прожекторы высвечивали толстый буровой шланг. Он дергался, скользил вниз и вверх, как живой, проталкивая в устье скважины теплый раствор цемента.

Буровой мастер одним взглядом окинул работающих на площадке. Одно движение бровью — и по крутой, обледеневшей лестнице устремился вверх помбур Петр Лиманский. Направлен мастером проверить загрузку цемента в гидравлическую мешалку. Во время работы ни минуты простоя. Иначе затвердевший, схваченный морозом раствор не дойдет до скважины, и работа застопорится. Надо проверять сотни, а то и тысячи раз прохождение раствора по лоткам, гнать его и гнать! Час, два, десять, сутки, а может быть, и двое, не останавливая работу.

Кожевников чутко прислушался к ровному гулу электромоторов, работе компрессоров, пронзительному свисту реактивных двигателей и, как дирижер в большом симфоническом оркестре, радовался слаженной игре всех музыкантов, которые не фальшивили и точно вели свои трудные партии.