Владимир Степаненко - Майские ласточки

Неотрывно смотрел на модель Як-3 и не мог понять, как она оказалась в Тюмени?

Стук открываемой двери вернул Олега Белова к действительности. Он почувствовал устремленный на него взгляд. Боялся повернуться, встретиться глазами с гвардейцем.

— Здравствуй, Олег! — стараясь не выдать волнения, тихо сказал Иван Тихонович Очередько. — Здравствуй!

Олег напряженно смотрел на стоящего перед ним мужчину с седыми волосами. Робкая улыбка на его лице сменилась виноватой. Он не знал, как ему держаться перед начальником управления. Куда деть руки?

— Здравствуйте…

— Поняли свою ошибку при взлете с болота? — без обиняков спросил Очередько.

— Плохая техника пилотирования.

— Сами поняли или вам объяснили?

— Объяснили. Сначала члены аварийной комиссии из управления, потом командир отряда Васильев и комэск Ачкасов.

— Признание — первая победа! — Иван Тихонович сиял Як-3 с письменного стола, и модель истребителя повисла в воздухе.

— Товарищ начальник управления, расскажите о последнем бое над Берлином, — тихо прошептал Олег.

— Для тебя я Иван Тихонович. Я знал, что ты попросишь меня об этом…

Было уже за полночь, когда Очередько закончил свой рассказ. Взволнованный и притихший сидел перед ним. Олег, заново переживая свой опрометчивый поступок с письмом, незаслуженное обвинение, брошенное в адрес фронтовика. Как летчик он по-новому оценил действия того далекого воздушного боя над Берлином и действия гвардии старшего лейтенанта Очередько, которые диктовались тактикой.

Его мысли прервал голос Ивана Тихоновича.

— Олег, я допустил тебя к полетам. Долго выбирал решение: с одной стороны, прямое нарушение инструкции по полетам, а с другой — вера в человека. Я выбрал последнее… Сдашь комиссии экзамен в отряде и летай…

— Спасибо, — Олег нашел обожженную руку Ивана Тихоновича и крепко ее пожал.

Стояла глухая полярная ночь. Днем синие высокие сугробы чуть, серели, и сверкающая белизна снега к ним уже больше не возвращалась. На тундру и море овчинной шубой наваливалась темнота без звезд и луны.

После серии провозных полетов ночью с Олегом Беловым и необходимого инструктажа Ачкасов улетел из Харасавэя в объединенный отряд на вахтовом самолете Ан-26.

Олег с грустью расстался с комэском, в его лице он лишался доброго, умного учителя. Между ними установилось какое-то равновесие — общие взгляды и душевная близость. Перед прощанием он все порывался сказать Ачкасову, что оправдает доверие, но в последний момент постеснялся.

Январский Харасавэй нельзя было узнать. На полуостров пришли три хозяина, злые и недовольные вторжением людей: мороз, ураганный ветер и пурга. Каждый из них показывал свой настоящий характер.

Мороз задался целью заморозить рабочих экспедиции и прорвать стальные трубы; ураганный ветер — сбросить расставленные балки в море; пурга собиралась завалить постройки на «Горке», двухэтажную контору с общежитием, мастерские, склады и высокие телевизионные мачты.

Олегу Белову порой начинало казаться, что он зря переоценил силы и до светлых весенних дней ему больше не летать. Не было погоды, и чернота ночи сузила представление о мире, огромной тундре, которая замыкалась для него треугольником маршрута к буровым вышкам. С горечью он считал потерянные дни, перечеркивая нх красным карандашом в календаре.

Иногда северное сияние расцвечивало черную ночь. Но Олег знал, какую опасность оно представляло для летчиков в воздухе.

…Сполохи пляшущих огней догнали их с Ачкасовым на маршруте. В первый момент показалось, что произошел взрыв, и по плексигласу кабины ударили красные языки огня.

Световые гирлянды поднимались от горизонта столбами, разбегались в разные стороны по смерзшемуся снегу. Живой занавес плясал в диком танце, то вздрагивая опущенным полотнищем, то раздирая его, кидал машину с высоты на землю. Как в калейдоскопе, каждую минуту менялись краски от желто-зеленой до розовой, осыпаясь струями шелестящего дождя.

Радиосвязь с землей оборвалась, и стрелки приборов в кабине заметались и вышли из повиновения.

Олег потерял пространственную ориентировку. Над ним два неба, две земли.

Штурвал на себя взял Ачкасов. В трудную минуту он был удивительно спокоен и выдержан. Лицо не изменилось, в нем ни капли страха, движения все такие же уверенные…

Воскрешая потом в памяти весь полет, Олег лишний раз убеждался в непревзойденном мастерстве комэска. Ему далеко еще до прославленного летчика. Надо много летать, чтобы научиться так безукоризненно владеть машиной, не терять пространственную ориентировку и чувствовать высоту. Зря он согласился летать полярной ночью. Хотя последний разговор с Иваном Тихоновичем вселял уверенность, авария не забывалась…