Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

— Меня до того довели, дорогой мой, что я не мог смотреть в глаза моим ученикам! Ты можешь себе представить, что это такое! Мне казалось, они презирают меня. А если так, то зачем я? Зачем жить? Я не представляю себе жизни без них, без моих дорогих учеников.

— Пожалуйста! Теперь можете освещать дорогу своим ученикам, светить как солнце!

Умид сидел, глубоко задумавшись, держа в руках пиалу с остывшим чаем. Сократ-домулла улыбнулся, похлопал его по плечу.

— Об этом случае я никому до сих пор не рассказывал. Стыдно было. Главное, нельзя терять самообладания. И ни в коем случае не сторонись людей. Но только будь прозорливым, чтоб не обмануться. Сторонись ненадежных друзей. Они опаснее, чем открытый враг. Обопрешься на такого, подумав, что поддержит, — да и провалишься в пустоту. Еще бойся тех, у кого равнодушный взгляд, кто с одинаковым выражением смотрит и на выступления клоунов и на бой быков. Они не могут обрадоваться тому, что ты живешь, и не станут печалиться, если умрешь. Берегись таких, Умиджан!..

Хафиза и Раано договорились после занятий пойти в кино. На последней лекции Хафиза сидела как на иголках, то и дело поглядывала на свои ручные часики. Как только прозвенел звонок и профессор покинул аудиторию, Хафиза сорвалась с места и метнулась к двери. Размахивая сумочкой и пересчитав каменные ступени каблучками, выбежала на улицу. Раано уже стояла около книжного киоска. Они взялись за руки и торопливо направились по липовой аллее к воротам. Навстречу им шла старуха с узелком в руках. Наверное, несла передачу. Родственники навещали больных, находящихся на лечении в клинике. Но эта старая женщина еще издали показалась Хафизе знакомой. Когда она приблизилась, Хафиза внимательнее посмотрела на нее и узнала тетушку Чотир. В это время старушка остановила обогнавшего девушек парня и что-то спросила у него. Но тот пожал плечами и, извинившись, проследовал дальше.

— Спроси у этой старушки, что она ищет, — сказала подруге Хафиза.

— А сама не можешь? — усмехнулась Раано.

— Я не хочу, чтобы она меня узнала.

Когда старуха поравнялась с ними, Раано коснулась ее локтя и спросила:

— Может, мы вам сумеем чем-нибудь помочь, тетушка?

— Ах ты, моя милая, прочти-ка вот эту записку да покажи, если не спешишь, где это находится. Я заблудилась тут у вас… — И, пока Раано читала записку, старуха добавила: — Мой сынок лежит здесь в больнице…

Пробежав записку глазами, Раано еще раз прочитала ее вслух, чтобы услышала Хафиза:

— «Рустамов Умид. Вторая терапевтическая клиника, пятая палата», — и обернулась к подруге — как, мол, быть?..

Хафиза сделала рукой знак, чтобы Раано отвела старуху, а сама пошла следом за ними.

— Ах, доченька, дай тебе аллах здоровья и счастья, — приговаривала старушка, семеня рядом с торопливо идущей девушкой, то и дело почему-то оглядывающейся назад. — Пусть благополучной будет твоя жизнь… У Умиджана ни братьев, ни сестер, и проведать его, бедняжку, некому, кроме меня. Уж сколько раз я говорила ему: «Не принимай всяких сплетен близко к сердцу! Свою работу разумей, да и про еду не забывай». А он, как сядет за работу-то свою, и с места не стронется, пока я ему чаю не снесу да не заставлю от бумаг оторваться… А недавно он в Фергану ездил. Его часто туда в командировку посылают. Так надо ж случиться, дождь его застал в пути, до нитки промок, бедняга. Вот и простудился. Человек-то ведь не из железа, беречь себя должен. Все хвастался, что его никакой грипп не берет, — и на тебе, воспаление легких… Дохтуры говорят, ему получше питаться надо, чтобы другая болезнь легких не началась. На следующей неделе приду опять, принесу чего-нибудь печеного…

Раано заполучила в гардеробной белый халат и подала старушке, объяснила ей, слегка растерявшейся, что в больницу без халата не пускают. Старушка не стала возражать и облачилась в «покров дохтуров». Еще раз поблагодарила любезную девушку и пошла вдоль длинного коридора, выспрашивая у встречных, где находится пятая палата.

Хафиза стояла поодаль от входа. Раано взяла ее под руку.

— Ты что какая-то вялая, подруженька? Идем скорее, а то опоздаем!

— Мне что-то расхотелось идти в кино… — сказала Хафиза.

— Из-за него, что ли? Да пусть он ослепнет на оба глаза!.. Впрочем, он и был слепым! Зрячий разве мог бы променять тебя на другую?..

Хафиза залилась краской, промолчала.

На следующий день Хафиза пришла в терапевтическое отделение. Одна пришла. Как бы невзначай остановилась перед открытой дверью пятой палаты. И тут же увидела Умида. Он лежал на койке, подложив под голову две подушки, и читал журнал. Хафиза с трудом удержалась от того, чтобы не войти в палату и не сказать: «Здравствуйте, Умид-ака, а вот и я!» — и медленно проследовала мимо. Надо было спешить. До конца большой перемены осталась только минута. Да и Раано может хватиться ее. Стыдно будет перед подругой… Сердце гулко колотилось, и она приложила к груди ладонь, будто хотела ласковым прикосновением унять его. «Боже мой, какой он худой! Ему действительно необходимо сейчас усиленное питание, побольше витаминов…»