Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

— Ясно! Ясно… — перебил его Нигматулла-ака и, когда сели на айване на постланном подле стенки матраце, спросил: — А приходилось ли выпивать и после этого не выходить на работу?

— Зачем говоришь глупости? — с раздражением произнес Сократ-домулла. — Больше ста граммов в рот никогда не брал. И то на свадьбе если. В последний раз мы с тобой вместе на свадьбе Мурадджана были. Сам видел, сколько я там выпил… Но вот после свадьбы я занемог: простудился или другое что, в поясницу вступило — две недели и провалялся… И тогда Хабибахон навещала, спасибо девушке. Придет, бывало, обед подогреет, к постели подаст. Как за отцом ухаживала…

— Так-так… А собирал у детей деньги?

— Собирал. Что было, то было, отпираться не стану. По рублю собирал. В Театр юного зрителя водил.

— Ну, вот и все! — улыбнулся Нигматулла-ака. — Главные козыри своих недоброжелателей ты покрыл. Что еще коробит твою совесть?

— Сам-то я знаю, что совесть моя без пятнышка! Да люди… Люди что подумают?

Всю ночь Сократ-домулла не сомкнул глаз.

А наутро, не позавтракав, отправился в школу. Боясь по дороге встретить коллег, он шел переулками и через маленькую калитку в дувале проник в школьный сад. Здесь подождал, пока прозвенит звонок, чтобы зайти в класс, минуя учительскую. Но едва вошел в подъезд, встретил Хабибахон, пересекающую фойе с классным журналом под мышкой. Она еле заметно кивнула ему, зардевшись вся, и, низко наклонив голову, ускорила шаги. Видимо, директор уже имел и с ней беседу.

Большого напряжения душевных сил стоило Сократу-домулле провести урок. Как и всегда, часть ребятишек слушала его объяснения внимательно. Другие переговаривались, украдкой посмеивались. Теперь если даже у ребят был другой повод для смеха, Сократу-домулле казалось, что они все еще говорят о той карикатуре в стенной газете, потому и смеются.

На перемене Сократ-домулла все же набрался решимости и зашел в учительскую. Коллеги встретили его холодно. Кто знает, может, ему это только показалось. Во всяком случае, один из учителей не ответил на его приветствие, сделал вид, что не слышал, как он сказал: «Салам».

Из негромкого разговора молодых учителей, сидевших в отдаленном углу, Сократ-домулла уловил одну только фразу, злорадно произнесенную Каюмовым: «Без ветра листья на деревьях не шевелятся…»

Директор, сидя за своим столом, что-то писал с непроницаемым видом. «Если бы не верил этому письму, то пресек бы подобные разговоры», — подумал, глядя на него, Сократ-домулла.

Нервное перенапряжение последних дней сказалось: Сократ-домулла слег в постель.

Директор школы приказал снять стенную газету. Однако обсуждение письма в коллективе откладывалось со дня на день. Каюмову удалось добиться в районо исключения Сократа-домуллы из списка лучших учителей. Говорили, будто Каюмов заверял заведующего районо, что если хотя бы пять процентов написанного в письме подтвердится, то Сократа-домуллу и близко нельзя подпускать к школе…

Выздоровев, Сократ-домулла стал выходить на айван погреться, когда солнышко поднималось повыше. Но у него не хватало духу выйти за калитку: казалось, там подстерегает беда. Он начал чуждаться людей, чего раньше не замечал за собой. Радовался, что никто из коллег не навещает. Только Хабибахон ему бы хотелось увидеть, чтобы спокойно обговорить с ней все. Может, Хабибахон и проведала бы его, но она, опасаясь людской молвы, переехала в другой район. Была глубокая осень, тучи закрывали город от солнца. В такие серые дни Сократу-домулле становилось и вовсе невмоготу. Он, не находя себе места, метался по комнате, вымеряя ее шагами от угла до угла. А то мог целый день пролежать без движения, укрывшись стеганым одеялом…

В тот день дождь стал накрапывать с самого утра. Ближе к вечеру, когда пожилые люди обычно отсиживаются дома или коротают время за веселой беседой в чайхане, Нигматулла-ака увидел из окна чайханы Сократа-домуллу. Обрадовался, что друг начал наконец-то выходить на улицу и сейчас, может быть, зайдет сюда. Но тот проследовал мимо, низко опустив голову. Тревога закралась в сердце Нигматуллы-ака. «Куда ему понадобилось в столь поздний час и в дождь?» — подумал он. Извинившись перед собеседниками, он слез с сури, торопливо надел ичиги и заспешил за приятелем, намереваясь пригласить его в компанию сверстников, сидящих в чайхане. Однако Сократ-домулла уже исчез из виду. Нигматулла-ака ускорил шаги и вскоре пришел к деревянному мосту через не очень широкую, но стремительную и глубокую речку Кайковус. Начиная от моста река текла слегка под уклон. Вода в этом месте оглушительно шумела, пенилась.