— Ты хорошо танцуешь, — говорит сестра Лида. Теперь оркестр играет медленное танго. — Почему ты отказываешься жить у нас?
Сомнение — основа творчества. Я сомневаюсь.
— Боишься?
Я скорчил гримасу.
— Нам не страшен серый волк.
— Меня боишься? — уточняет сестра Лида.
Не вижу, но чувствую ее усмешку.
— А вы, юноша, моралист!
Слово «юноша» меня коробит. Между нами разница в два года. Сестра Лида старше.
— Не хочется вас стеснять… И потом вы с папой вдвоем как-никак. А мать совсем одна.
Ада танцует с рыжим лейтенантом. Не то троюродный, не то двоюродный брат. Я смотрю на Аду, она оглядывается, ей хочется услышать наш разговор. От подобной догадки мне делается неловко. Я краснею. Сестра Лида замечает мое смущение. Истолковывает его по-своему…
— Итак, ты на пороге счастья. Но всякий порог — только порог. В спешке можно споткнуться.
— Совет умудренного жизнью?
— Если хотите, да.
— Кого же ты опекаешь: меня или сестру?
Сестра Лида испытующе посмотрела на меня.
— Мы слишком заинтересованно разговариваем. На нас обращают внимание. — Вызывающе засмеялась.
Я вдруг почувствовал, что танцую с женщиной. Какой-то неуловимый жест, движение — и начинаешь замечать линию плеч, высокую шею, стараешься не думать, но все равно думаешь, что рукой касаешься спины.
— Значит, поедете к маме?
— Еще не решил.
— Тесниться у мамы, вместо того чтобы жить нормально у нас. Где логика?
— У вас — еще не значит нормально. Разве не так?
— Так, все так, уважаемый Росси. Вы на редкость проницательны. Господи, да что я, на самом деле! Решайте, как нравится. Вам жить.
— Нам, — соглашаюсь я.
Мелодия танго сходит на нет. Еще поворот, все!
— Проводите меня на место. Я не хочу больше танцевать.
Нескончаемая череда участия! Незнакомые лица улыбаются мне, незнакомые голоса не скупятся на похвалу, незнакомые руки треплют по плечу, трогают за локоть, отчего моя неловкость лишь возрастает многократно, и как укор колкая реплика сестры Лиды:
— Вы нравитесь женщинам. Поздравляю.
Не знаю, кому отвечать, а фраза едкая, засела в мозгу. Жду, когда череда улыбающихся лиц останется позади. Туда, к пустым стульям, как к острову спасения. Уединение минутно, говорю торопливо:
— Не понимаю, почему вам так хочется разозлить меня именно сейчас и именно здесь.
— Разозлить вас? — сестра Лида смеется. Манера смеяться у Лиды нагловатая, броская.
— Нет-нет, вылеты отменены. Дождь.
— Что?
— Семейная шутка. Наш телефон все время путают, спрашивают аэропорт. Обычно отвечаем: «Вылеты отменены. Дождь». Вы хотите вернуть билеты? — Сестра Лида медленно опускается на стул. — Как здесь душно! Я наговорила глупостей, забудьте этот бред.
— Если вы настаиваете.
— Оставьте высокопарный стиль: «Если вы настаиваете…», «Как вам будет угодно…». Ради бога, не становитесь в позу римского сенатора. У вас другая роль. Почему вы молчите?
— Жду…
— Чего именно?
— Когда вам надоест меня воспитывать.
— Вот как? Недурно пущено. А впрочем, вы правы, жених. Я старая сварливая баба.
— Этого я не говорил.
— Да, — соглашается сестра Лида. — Не говорил, но подумал.
Сестра Лида печально улыбается:
— Ты знаешь, жених, мне не следовало приходить на эту свадьбу. Чужая радость не греет. Хуже — она забирает оставшееся тепло. Приходишь лишь для того, чтобы убедить себя: «Ты не одинока. Чем радостнее начало, тем тревожнее путь». Пустой номер. Твоего усердия не оценят. Все заняты собой. Никто не нуждается в проповедниках. Грехов достаточно, но никого они не тяготят… Господи, как же здесь холодно! Скажи им, чтоб закрыли окно.
Я послушно поднялся, но она удержала меня, поднесла палец к губам:
— Тс-с! Один совет. — Поманила к себе и зашептала торопливо, обдавая лицо горячим дыханием: — Во всем должно быть чувство меры. И в откровенности тоже… Особенно с женщинами.
Я хотел что-то ответить, но не успел — всех пригласили к столу.
— Друзья мои, — сказал папа. — Жребий брошен. Рубикон перейден. Выпьем за мужчин.
* * *
Пропажу обнаружил старый Семен. Щемящее чувство тревоги больно толкнуло в бок. Он вздрогнул во сне, проснулся. Он был суеверен, этот старый цыган. «Шофер оказался несговорчивым, не к добру это». Бесшумно поднялся, старательно обошел разметавшегося во сне Лело, откинул полог… Белесый рассвет завис над табором.
Туман стлался по земле, старик поежился.
— Студить начинает, — сказал он вслух, зачем-то посмотрел под ноги. В траве застряла недокуренная сигарета. Поднял. Судя по всему, бросили вот-вот, сигарета была еще сухой и теплой. Потер меж пальцев, табак послушно высыпался на ладонь…
Читать дальше