— Коллега сделал обстоятельный доклад. Моя задача неизмеримо скромнее. Приведу всего одну цифру. Прочность бумаги, полученной по новой технологии… — оппонент сделал паузу, подошел к грифельной доске и нарисовал громадную цифру 50. — Н-да… на пятьдесят процентов уступает существующим.
— Это неудивительно, — шеф еле заметно качнул головой. — Первые автомобили двигались со скоростью пять километров в час.
Ваганян сердит и насупился, проворчал:
— Стране нужна качественная бумага, а не ваши надменные аналогии. Если вы решили в конце двадцатого века изобрести первый автомобиль, то я вам сочувствую.
Смех в зале. Ваганян заработал чистое очко. Впрочем, шеф не так прост, его одним махом не свалишь.
— Экономическая целесообразность нашей технологии — это не только бумага. При всем прочем это еще и судьба русского леса. Известно ли вам, что породный состав отечественного леса ухудшается катастрофически? Мы являемся свидетелями постоянного переруба хвойных лесов. В то время как лесосека лиственных пород используется лишь на тридцать два процента.
А он — тактик, наш Брагин. В зале, считай, добрая половина лесовиков. Одна реплика — и их голоса у нас в кармане.
— Правильно! Надо кончать с местничеством! Пора научиться мыслить по-государственному!
Это все они, наши союзники, спасибо им.
— Дайте говорить оппоненту.
— Наука — это аргументы, а не эмоции!
Ишь раздухарились. Почтенные люди, профессора, доценты, а орут, как в пивной.
— Закономерен вопрос, где и как мы можем использовать этот несовершенный полуфабрикат?
И завертелось и закрутилось. И не поймешь, кто с кем. Где свои, а где чужие.
В самом конце выступил Хорятин.
Подтянутый, слегка надменный. И седая голова чуть склонена набок — дань сожалению, сочувствию нам.
— Я заканчиваю, коллеги. Идея сама по себе прекрасна, — вздохнул горестно и добавил: — Но мало ли прекрасных идей?
Шеф вернулся с заседания мрачный. В конце рабочего дня пригласил всю группу к себе на кафедру.
— Рассказывать о чем-либо не собираюсь. — Брагин посмотрел в мою сторону. Давал понять: среди вас есть еще один очевидец, он и расскажет, нахмурился: — Время восторгов мимолетно. Впереди будни — крепитесь. А теперь по домам. Отключиться, расслабиться. Всем расслабиться. И спать, спать.
Жребий брошен. Третейским судьей должен стать главк.
Телефонный звонок застал меня в ванной. Думал, показалось. Кому я мог понадобиться в столь позднее время? Прислушался. Нет, точно — телефон. Запахнулся в халат и, подхватывая зябнущие ноги, не пошел, а поскакал в переднюю.
— Вы, кажется, знакомы с Ливеровским? — Иван Сергеевич помолчал, и я слышу его прерывистое, тяжелое дыхание.
— Знаком.
— Тем лучше. Я не сторонник подобных методов, но… — Старику крайне неприятен этот разговор.
— Профессор, мне не надо ничего объяснять. Важен конечный результат — наша победа.
— Вот именно, вот именно. Мы все равно выиграем, — сказал он очень устало. — Жаль времени.
Я застал Ливеровского дома. Он вышел ко мне навстречу в полосатой пижаме. Чуть смутился, сказал, что не ожидал, что страшно рад. Потом мы пили пиво. Ливеровский понимающе кивал и слушал мой рассказ. Я отчего-то волновался, будто передо мной сидел не один Ливеровский, а добрая половина главка.
Виктор Ливеровский вездесущий, неунывающий. Символ времени, или, скорее, дань ему. Рационален. Учтив. Умен. Нет, не умен. Хитер и практичен.
Я торопился, а он будто не замечал этого. Дал выговориться, ни разу не перебил, не вставил ни слова.
Пристойно и зрело. Не посетитель для нас, а мы для посетителя.
В квартире ничего лишнего. Здесь ценят удобство, оберегают его. Журнальный стол, кресла — все под рукой: телефон, сигареты, мятные лепешки. Карандаши в ящике слева, бумага в ящике справа. Часы — вращающийся зеленый шар. Крутнул — время знает хозяин. Еще крутнул — время знает гость.
Руки схвачены в замок. Сильные, цепкие. Рукам свое место — они тоже слушают.
Когда я кончил, он тронул платком запотевшие виски.
— Вообще-то, я знаком с делом, — Ливеровский закурил, выпустил несколько колец дыма и стал следить, как они поднимались к потолку.
— Получилось, что битый час мы говорим впустую…
— Ну это ты зря. Одно дело — акты комиссии, другое — живое слово ученого.
Он так и сказал: «живое слово ученого».
— Ты мне льстишь. Я пришел рассказывать о нашей беде, а не давать научную консультацию. Нам нужна твоя поддержка. Впрочем, тебе наша работа тоже нужна. Это завтрашний день промышленности, иначе твой авторитет…
Читать дальше