В дружбе двух всегда кто-то лидер. Он не в претензии. Лидер — Кирилл. Все самые откровенные разговоры случаются внезапно. В экспромте больше непосредственности.
Если вы готовитесь к разговору, в этом уже есть какая-то заданность.
Они понимают друг друга с полуслова. Встретил Кирилла в библиотеке, сказал на ходу, сказал просто так:
— Сегодня обкатываю машину.
— Ты выиграл десять тысяч? Нашел клад? Твой дядя-миллионер умер в Канаде? Ты единственный наследник?
— Овеществленная романтика. Пускаю под откос свои северные.
Это правда. Он шесть лет работал на Севере.
— Хороший симптом, — Кирилл морщит нос. — Ты ничего не делаешь просто так. Иногда я завидую тебе. Запас уверенности, откуда ты его берешь?
— Это мой секрет.
— Вас понял. Нужен пассажир? Я готов.
— Тогда через час на пустыре.
— Поймай. — Кирилл ухватил его за пуговицу.
— Пароль. Вы, кажется, свободны? Мне до стадиона.
— Ответ. С удовольствием, но у меня кончается бензин.
Они заглянули друг другу в глаза и расхохотались.
Час оказался долгим.
Сначала она плохо заводилась. Он сказал:
— Так бывает, ее надо раскачать.
Потом ему показалось, что у нее жесткий ход.
— Придется слегка отпустить передок, — сказал он, выбрал нужный разводной ключ и полез под машину.
Откровенный разговор лучше начинать внезапно.
— Странная у вас переписка.
— Обычная.
— Не-е-т. Личная переписка — мир, упрятанный от посторонних глаз. А тут письма с черновиками, непостижимо. Послушай, зачем ты мне дал эти письма? Даже не так — ты мне их навязал, есть же какая-то идея, смысл?
— Идея? — Кирилл задумался. — Не люблю быть должником.
— Должником?
— Вот именно… Ты имеешь право на компенсацию. Раньше делал один визит: к нам обоим. Теперь два: сначала к ней, потом ко мне. Несправедливо и накладно, правда?
— Значит, ты меня отблагодарил?
— Просто мне необходим свидетель, который подтвердит: Кирилл Волошин не подлец.
— Кому подтвердит?
— Мне самому. Иначе запутаюсь.
— Ах, вот в чем дело. Тебе не хватает зрителей.
Кирилл нервно рассмеялся:
— Нет, Тема. Со зрителями все в порядке. Зрителей навалом. Роли пустуют, участников нет.
— Тебя мучает память? Сожги их.
— Сжечь? — Кирилл опускается на корточки, трогает рукой колесо. — Пожалуй, ты прав. Их стоит сжечь. В этих письмах зримая, объемная жизнь. Пока они существуют, я не вижу настоящего. Понимаешь, не чувствую, не ощущаю его.
Кирилл берет ключ, начинает подтягивать болты, делает это сильными рывками, машина вздрагивает.
— У меня есть отличная идея, Тема.
— Идея? Какая?
— Тебе надо жениться.
* * *
Машину поставили возле дома. Артем три раза гонял Кирилла наверх — проверить, видно ли машину из окна. Это было смешно. «Чуть-чуть левее!» — орал Кирилл, и Тема послушно отводил машину левее. «Теперь чуть вперед!» — орал Кирилл, и Тема выруливал вперед. Так продолжалось еще раз пять-шесть. Наконец Артем не выдержал:
— Баста!! — и заглушил мотор.
Из окна был виден передний бампер и кусочек капота.
Дом засыпал. Одно за другим гасли окна. Клетчатые шахты лифтов — четыре желтых разреза на спине дома — похожи на насосы. Лифт-поршень ходит все реже и реже. Вдох, выдох; вдох, выдох.
— До завтра, — Мерзлый кидает окурок, давит его ногой.
Кирилл задерживает его руку.
— Ты говорил о черновиках. Очередной каламбур или…
— Старик. Я устал. Мы завязнем в нашем разговоре. Давай лучше в другой раз.
— Нет! Ты все-таки скажи.
— Ей-богу, ты чокнутый какой-то. Пусти! Черновики, ты их сохраняешь. Значит, письма не только для нее. Тебе необходимо алиби. Весь вопрос — перед кем?
— У тебя навязчивая идея. И вообще, какого черта ты лезешь мне в душу?
Мерзлый не двигается.
— Хочешь, я пожалею тебя?
— Меня? Каким образом?
— Ты обманываешь неумышленно. Когда пишешь, думаешь о человеке, который знает тебя не так хорошо, возможно, совсем не знает. Он будет читать эти письма. Или уже читал. Боишься, не заметит твоего благородства. Стараешься доказать его. Чудак. Благородство — очевидная величина. Если его приходится доказывать, значит, это не благородство.
Уже темно. Их лица почти неразличимы.
— У тебя все?
Кирилл стоит, сложив руки на груди, он старается разглядеть лицо Мерзлого. Не верит или не хочет верить в серьезность сказанного. Он почему-то подумал: «Стена дома сырая, Артему, наверное, холодно».
— Все?
— Я же сказал, ты примитив.
Читать дальше