Семён Шуртаков - Одолень-трава

Однако же, предсказание — предсказанием. А «дабы удержать робких от бегства», Дмитрий приказал мосты через Дон разобрать. Русские ратники могли или победить или умереть.

Дементий спросил Машу, знает ли она, как звучит по-испански знаменитое «Свобода или смерть!». Маша ответила, что знает еще со школы. Что ж, прекрасно, что наши школьники знают это крылатое выражение. Жаль, им не говорится, что «Свобода или смерть!» прозвучало еще шестьсот лет назад, прозвучало по-русски, вот на этом русском поле: победа (она же и свобода от ордынского рабства) или смерть, иного выбора у русских воинов, ступивших на Куликово поле, не было!

Истории известны тысячи войн. Но много ли наберется таких, в которых бы решалась судьба того или другого народа? На Куликовом поле решалось, быть русским русскими или бесследно исчезнуть как нации, раствориться, уйти в песок истории.

И сколько таких полей у России!

Еще зимой, штудируя книги по отечественной истории, Дементий дал обет за время учения побывать на них. На следующее лето он пойдет на поле под Полтавой, потом на Бородинское, Сталинградское… И каждому русскому, наверно, хоть раз в жизни нелишне побывать на этих полях…

Они спустились к Дону, по широкому мосту перешли его и ступили на священную землю Куликова поля.

Оно мало чем отличалось от полей, которыми Дементий с Машей шли все эти дни. На его просторах так же колосилась пшеница, поспевала рожь; в отдалении виднелись утонувшие в зелени деревушки. Но это было — Куликово поле!

Дементию хотелось представить расположение русской рати и самый ход битвы.

Если этот ручеек — пересохшая за столетия речка Смолка, то она некогда протекала перед позициями полка Левой руки. Значит, в той стороне, ближе к Непрядве, стоял полк Правой руки, а между ними — Большой полк. А еще в дубраве — это, Наверное, вот здесь — был спрятан решивший успех битвы Засадный полк… Увы, от дубравы ничего не осталось, разве что кустики кое-где зеленеют…

В южной глубине поля издали виден пологий холм. Это, конечно, Красный холм, с которого Мамай следил за ходом сражения. Оттуда он видел, и как на третьем часу битвы русичи, не устоявшие перед таранным напором татар, попятились было к Непрядве, и как потом Засадный полк заставил попятиться, да что попятиться! — побежать его доселе непобедимых воинов…

«Русь великая одолела Мамая на поле Куликове…» — вспомнились Дементию слова древней повести.

Почти шестьсот лет с тех пор минуло. И за эти шестьсот лет сколько еще мамаев приходило на Русь!

Всех одолела Русь великая…

Дементий с Машей взошли на Красный холм и, теперь уже с другой стороны, долго глядели на вольно простиравшееся поле.

Перед ними было обыкновенное русское поле: вон там колосится пшеница, там зреет, наливается рожь…

Но это было — Куликово поле. Поле, на котором родилась новая Россия.

Тихо плещет море.

Над бухтой опускается теплый августовский вечер. Распадки меж сопок подергиваются сиреневой дымкой. А низкое солнце пролилось на голубую гладь моря серебряным ручьем, и бело-огненный ручей этот течет-бежит из дальней дали прямо к берегу…

Слева, за каменистым выступом береговой кромки, послышались голоса, плеск весел. Это возвращались с последнего замета рыбаки. А вот и лодка вынырнула из-за берегового выступа. Закатное солнце золотило черные силуэты сидевших и стоявших в ней рыбаков, вспыхивало влажным огнем на летящих с весел брызгах.

Шурша галькой, лодка уткнулась в берег, рыбаки дружно попрыгали за борт и принялись выбирать невод. Дементий стал в общий ряд. Невод был тяжелым, и лишняя пара рук тут не была лишней.

Вскоре пришла старая полуторка, рыбаки погрузили в нее бочки и ящики с наловленной рыбой, на висевшую между бортами доску-лавочку уселись сами.

— Поехали!

Это они Дементия приглашали ехать вместе с ними в поселок.

— Спасибо, — ответил он на приглашение. — Я останусь.

Машина с рыбаками уехала.

Он натаскал из ближних зарослей сушняку и запалил костер. Сумерки сразу же словно бы сгустились и стали темнотой. Лишь близкий к костру камень-обелиск выступал из темноты, а весь остальной мир стал неразличим и невидим.

Когда нагорело достаточно углей, Дементий испек на них оставленную рыбаками рыбину. Так он со своим сверстником, соседским парнишкой Ленькой, делал в далеком детстве на ночной рыбалке.

Тот костер и этот костер… Какая, казалось бы, разница: и там и здесь за кругом света — непроглядная темь, и сколько ни гляди в нее — не увидишь, не узнаешь, где ты, в каком — ближнем или дальнем краю. Но как они тогда с Ленькой глядели в ночную тьму со спокойным сознанием близости родного дома, так и для Дементия сейчас этот костер горел не где-то на рязанской реке Проне, а за тысячи и тысячи верст от дома.