Александр Апасов - Разгуляй

В кругу наших друзей водилась такая игра-шутка, по которой всякая «шпилька» непременно должна быть отпарирована. Выигравший (тот, кто ловко сказал или за кем осталось последнее слово) получал в качестве гонорара лишнюю рюмку водки, коньяка или кружку пива. Коля чаще других пользовался этой шуткой, но и его невзначай ловили на слове.

— Вы что, закругляетесь? — спросил Коля.

— Пора и честь знать, — ответил я.

— Теперь, я думаю, можно повременить, — одернул меня Мартов. — Поторопи эту волшебницу, — кивнул он на разливавшую пиво женщину.

— У меня сегодня деловая встреча, — как всегда с оттенком значительности сообщил Коля, вставая из-за столика.

— Мы тебя не задержим, — усмехнулся Мартов. Отхлебнув пива, он спросил Колю, нет ли у него на примете какой-нибудь работенки.

— У нас все забито. Вот Игорь вроде собирается уходить.

— Он уже второй год все собирается, — заметил я.

— Ему нужно срочно, в эти дни, — уточнил Мартов.

— Во! Есть одна контора! — вдруг спохватился Коля. — В «Мире животных» расширение штатов. Там организуется два новых отдела и добавляется шесть единиц.

— На безрыбье и рак рыба, — усмехнулся я. — Мить, а не подумать ли тебе об этом зверинце?

— Я уж и то подумал. Ты сходи на разведку, а там посмотрим… А кто там главным?

— Гонзалес, Миша Гонзалес… Скажи, что ты от меня, а я позвоню ему, — важно подытожил Макаров.

На следующий день отправился я в редакцию журнала «Мир животных». Несколько сотрудников, сидевших в проходной комнате, были крайне удивлены, когда я спросил «товарища Гонзалеса». А из соседнего кабинета, дверь в который была приоткрыта, мягкий женский голос ответил мне, что товарищ Гонзалес уже больше года в журнале не работает. Я сделал шаг к двери и увидел на ней табличку «Главный редактор».

— А вы по какому вопросу? — спросила сидевшая в кабинете довольно симпатичная женщина лет тридцати пяти.

— Мне нужен главный редактор.

— Я вас слушаю, — сказала женщина, и я вошел в кабинет.

Из разговора выяснилось, что вся информация, сообщенная Колей, была на уровне сведений о главном редакторе: расширение штатов и организация двух новых отделов ожидались не раньше второй половины будущего года. Уже без всякого энтузиазма стал показывать я некоторые из своих публикаций, которые понравились главному редактору, и она предложила мне сотрудничать у них пока внештатно, пообещав зачислить меня в ближайшее время на освобождающуюся должность литсотрудника. Реорганизация в журнале уже началась, и касалась она в первую очередь укомплектования штата свежими силами. «Нам очень нужны толковые и способные журналисты», — подчеркнула главный редактор… Я ответил, что подумаю и через пару дней сообщу свой ответ.

Но для себя уже решил, что в журнал не пойду: во-первых слишком уж бедненьким и неинтересным показался он мне; во-вторых, меня смущало, что иду с понижением и в менее солидную организацию; и, в-третьих, я почему-то всегда боялся работать под началом женщины — даже такой симпатичной и любезно встретившей меня, как главный редактор «Мира животных». Правда, она, видимо, заметила мою кислую мину, когда я перелистывал журнал, и поспешила заверить, что в данном виде издание не устраивает не только читателей, но и редакцию, что его в корне нужно реорганизовывать, что теперешнее его состояние — печальное наследие прошлого. И все-таки, несмотря на предрасположенность ко мне главного редактора и вполне реальные возможности улучшения журнала, я уходил из редакции, сильно сомневаясь, что смогу прижиться в этой новой для меня фауне.

Время шло, а мое положение не только не стабилизировалось, но с каждым днем осложнялось и становилось все нестерпимее. Работы я себе так и не подыскал, настроение было паршивое, и Крохин, предвкушая мою капитуляцию и набираясь сил для завершающего удара, со всей тщательностью накапливал изобличительные материалы, чтобы представить их при разбирательстве «персонального дела Ланского» — так сформулировал он предстоящее рассмотрение нашего конфликта. Мое трехнедельное бездельничанье было одним из наиболее веских и убедительных доводов в этом крохинском досье.

Однако на самом деле все обстояло здесь совсем не так, как он предполагал. Демонстративно бездельничая в течение рабочего дня, я подготовил и сдал на радио все закрепленные за мной материалы, написал рекламный проспект для передвижной книжной выставки и заканчивал внеплановый материал для журнала. Я тщательно отработал все, что мне положено, не только для того, чтобы лишить Федю возможности дискредитировать меня перед Тихоновым, но и в расчете на ближайшие гонорары в случае проигрыша своей тяжбы с Крохиным. Не зная этого, Федя при всяком удобном случае старался заострить вопрос о повышении трудовой дисциплины в отделе. В пятницу в разговоре с Шапиро он ввернул фразу, явно рассчитанную на третье лицо, то есть на меня, — он раздраженно, на пафосе прошепелявил, что давно пора разогнать из отдела всех лодырей, что он никому не позволит получать зарплату не работая. Я усмехнулся, но вызова не принял и, не дожидаясь окончания рабочего дня, пошел домой — я собирался поехать «по грибки» в Зеленоград…