— Все!… — облегченно вздохнул Климачов и в ту же секунду увидел, что топливо почти на нуле. До аэродрома не дотянуть. И КП молчит…
А горы уже совсем близко. Они с невероятной скоростью надвигались на него и вращались вокруг какой-то одной точки.
Калинкин, выполнив фотострельбу по одиночному самолету, развернулся на сто восемьдесят градусов и взял курс на аэродром. С самого утра что-то раздражало и беспокоило его, он никак не мог понять, откуда взялось это беспокойство. Вчерашняя ссора с Леной? Но бурные объяснения с женой по любому пустячному поводу стали в последнее время почти привычными.
Уже поднявшись в воздух, Калинкин вспомнил: Климачов! Он был какой-то растерянный, когда они встретились утром у самолета, что-то порывался сказать, а он, командир, не стал его слушать. Что же все-таки хотел сказать Климачов?
Мысли Калинкина оборвал неожиданный приказ командного пункта: Климачову перехватить цель и уничтожить ее. Калинкин мельком посмотрел на указатель горючего, прикинул расстояние по карте и направил истребитель в район цели, не дожидаясь приказа с КП.
Калинкин настороженно всматривался в воздушное пространство. Он еще издалека увидел два самолета на пикировании. Один из них был уже на прицельной позиции. Расстояние между ними быстро сокращалось, и положение первого самолета становилось критическим.
«Кто на хвосте? Климачов или тот, чужой?»
Огненная трасса пунктиром расчертила небо, и преследуемый истребитель, будто споткнувшись, клюнул носом, стал медленно падать. Атакующий резко накренился, и на его крыльях показались звезды… Климачов!
— Восемь шестнадцатый! Как топливо?
Климачов не отвечал. Его самолет неожиданно резко пошел на снижение.
— Катапультируйся, восемь шестнадцатый! — приказал Калинкин и стал с надеждой следить за появлением парашюта. Но парашют не появлялся. Климачов от перегрузок мог потерять сознание!..
— Ваня! Прыгай! Прыга-ай!
Истребитель Климачова последний раз сверкнул в лучах солнца, сверкнул и скрылся в облаках, под которыми горы… «Не успел!..»
— Восемь пятнадцатый! Что с восемь шестнадцатым? Передайте, что с восемь шестнадцатым? КП не видит его! — расслышал капитан сквозь шум эфира взволнованные запросы руководителя полетов.
— Я — восемь пятнадцатый! Доложу по приходе, — хриплым голосом ответил Калинкин. — Возвращаюсь на точку. Подтверждаю: цель уничтожена восемь шестнадцатым.
На аэродроме с нетерпением и тревогой ожидали Калинкина.
К подрулившему на стоянку самолету подбежала большая группа летчиков, но капитан, ни на кого не глядя, направился прямо к подъехавшему «газику» командира полка.
— Товарищ полковник…
— Почему не доложили о Климачове?
— Не знаю, что с ним случилось. По времени топливо кончилось. Может, на вынужденную? Но почему-то рация не отвечала…
— Та-а-к, — глухо, нараспев проговорил полковник, пытаясь вдуматься в известие Калинкина и оценить случившееся. И усталым шагом направился к дежурному. Штаб округа ждал ответа о судьбе Климачова.
Через несколько минут командир полка стоял уже перед строем. С напряженным вниманием смотрел на него весь полк, как будто от его сообщения зависело, жить или не жить Климачову.
— Сегодня каждый из нас понял и почувствовал, как настоящие воины выполняют свой долг перед Родиной. Около часа назад, как мы все считали, государственную границу СССР пересек самолет без опознавательных знаков. На бреющем полете. Ваш товарищ, ваш однополчанин выполнил приказ и уничтожил его. Климачов не вернулся. Но данных о его гибели нет. К вечеру к нам прилетит вертолет с пограничниками. Завтра с пяти утра будем летать на поиски вынужденной посадки или падения самолета. Все начнем завтра. Горы сегодня закрыты облаками, и аэродром наш затягивается тучами. Так что сегодня поиски нашими самолетами невозможны. А сегодня — сегодня ни одного слова о гибели! Ни одного! На такие слова, я предупреждаю личный состав, мы не имеем ни морального, ни какого-либо другого права. Как можно меньше разговоров и слухов. Пока еще, я повторяю, нам известно только то, что лейтенант Климачов с честью выполнил приказ и уничтожил самолет-нарушитель.
Нина Ивановна Кортунова дожидалась мужа возле дома. За многие годы она научилась угадывать его настроение, казалось бы, по незаметным признакам. Но такого лица у Николая, с горькими серыми складками и с налетом крайней озабоченности, она уже давно не видела. Что могло так взволновать его?
Читать дальше