— Когда это бы-ыло! Ты меня и не любил тогда.
— Начинается. С тобой развожу-усь и уезжаю в Кривощеково. Детей поделим.
— Когда назад вернешься?
— А скоренько.
— Ты мне вот что: сними сейчас же рубашку. Я обижаюсь, неужели тебе трудно меня послушать? Не вынуждай меня. Терпеть не могу.
— Ложись-ка рядом, так оно тоньше будет.
— Спешу. — Она села у него в ногах, Егор подтянул ее за руку поближе.
— Я заберу у бабушки ребятишек, а ты письмо напиши. К вечеру поедешь, привези яблок. Или — будь хоть раз хозяином! — отнеси белье в стирку. Я то замочила, постираю, а погрубее сдадим.
— Что за это мне? — Егор привлек ее к себе. — Сострой глазки.
— Ве-е-ечером… — повредничала она и встала.
«Пришел в прачечную, бабы в очереди ругаются, а мне в самый раз письмо тебе сочинять». Но очередь, как на грех, подвигалась быстро. Рука только разбежалась, едва успел Егор ввести друга в круг своих настроений, надо было уходить.
В пять часов Дмитрий позвонил сам.
— Ты где-е? — заорал Егор.
— Дома. Звоню по автомату. Что делаешь?
— А ничего, Димок. День-дребедень. Начал письмо к тебе. Наташка гоняла меня в прачечную, там в уголке хорошо писалось. Кричит вон: «Один раз поможет — всем расскажет!» А ты чо? Слушай, голубь, приезжал бы в гости! Я тут буду болтаться в окрестностях Москвы. Бухара отпустила на месяц. Все думаю: сколько езжу-летаю, а никак в твои края не попаду. То не берут, то сценарий барахло. Посидели бы, потрепались, в шахматишки сыграли. Ну чо делаю, чо делаю! С детьми телевизор смотрел, гулять водил, на лошадях хотел покататься — не вышло. Да в прачечную вот… Во сне Астапова видел, засобирался было в Кривощеково совсем, но у меня ж жена хитрая, такое разрешение даст, что лучше не ехать. Они умеют. Кричит: «Не нужен ты мне! Можешь на сто лет завеяться».
— А в Ярославль не ближе?
— Я разве не писал? Я ж тебе большое письмо послал. У тебя дома цензура строгая? Можно?
— Пиши все, у меня письма не распечатывают.
— Моя вон дневник нашла, ревела как белуга, а оказалось, что там про нее. Кричит опять: «Надо еще проверить». Я тоже так думаю, Скотланд-ярд ей помог бы. Да приезжай ты. Я уж давным-давно никому не пишу. Только сам в ящик заглядываю аккуратно. И уже совесть меня мучает — столь низко я пал. Бывало, не пропускал недели, чтоб… А тут… Сколько всего — и ничего никому. Не тянет. Тут пронеслись события эпохального масштаба, — как, к примеру, проезд и кратковременное пребывание на пути следования de Paris в Кривощеково notre ami мосье Никита Бусыгин, который подарил мне à quelques soirez de Paris [4] …из Парижа… нашего друга… несколько парижских вечеров… (франц.)
на моей кухне с «мирабель» (французская самогонка типа сливовицы) — ничо! очень интеллигентная хреновина, да еще под записи на магнитофон парижского радиовещания: под нежнейшую шелестящую музыку нежнейший женский голос с придыханием объясняет, откуда — куда и почему перенесли в Париже такой-то переход и какой по такой-то улице новый дорожный знак появился. Да прибавь к этому интеллигентнейшего международного, среднеевропейского собеседника напротив — в трусах, с «мирабель» в одной main [5] руке (франц.) .
и с сигаретой «Royal» в другой! Я не поручусь, что кто-нибудь мог иметь такой Париж где-нибудь на rue Rivoli, какой я имел в эти deux soires [6] два вечера (франц.) .
у себя на кухне, с видом на дом Веневитинова. В мосье Бусыгина я влюбился чуть ли не по новой и, как дешевая гризетка, добивался хотя бы намека на взаимность. Достойная величия личность. Проблем много: очень ему надо ввести в свой кривощековский обиход французскую кухню. К сухарикам он меня уже приучил, нынче с утра грызу. Очень, очень приятное впечатление от мосье. Можно понять женщин, у которых голос менялся, когда…
— Понять девочек de belle France? [7] прекрасной Франции (франц.) .
— Ну. Им можно по тому же французскому радиовещанию послать искренние соболезнования. Колосс, колосс, теперь я понял, что нет у нас скульпторов…
— Ха-ха.
— Много там еще монет?
— Штук восемь есть.
— Ну, потреплемся. Чо еще? У меня три дня набежало свободных, но куда? Я ж с детьми почти не бываю. А то б к тебе. И тоскую.
— По ней?
— По тебе, дурак. Наташка кричит: «Совсем чокнулся!» А нам ведь не привыкать, я вроде из дурдома и не вылажу, сроду был не того. У тебя все в порядке? Когда же мы встретимся-то? Это ж что такое! Это мы уж вечно так будем. Мечтал я свезти вас всех в Кривощеково — куда там! Сегодня погоду передали: В наших-то краях тепло. Обь широка. На карачках пополз бы домой.
Читать дальше