Валентин Солоухин - Соломенный кордон [Рассказы и повести]

Сима робко взяла пимы, подруги окружили ее, подталкивали.

— Примеряй, что ты!..

— И где только вы достали такую красоту?

— На Севере этого добра навалом.

Пимы оказались по ноге.

— Вишь, как ладно, — прокомментировал Петр. — Носи!

Весь вечер Сима сидела молча, сосредоточенно о чем-то думая. Временами вскидывала свои круглые желто-коричневые глаза на Петра и, краснея, улыбалась.

Галина запела знакомую песню, и ее поддержали подруги:

Колышев, захмелев, размахивал руками, старательно басил:

Сима подмигнула ему, она не слышала начало песни, а эта строчка вернула ее из мира грез к действительности. Колышев, перестав размахивать руками, подмигнул ей в ответ и потянулся к бутылке. Выпив, он обвел всех изучающим взглядом, после чего сделал вывод, что длиннолицая, губатая Сима самая непривлекательная среди всех. «Вот не везет!..»

На песню, как на огонек, потянулись девчата со всего общежития. Одни незаметно поздравляли Симу, другие со смыслом подмигивали. Появилась радиола, сдвинули к стене стол, койки, устроили танцы.

— Как бы там ни было, но первый танец я танцую с тобой, — заплетающимся языком сказал Петр Симе.

— Зря ты столько выпил, — упрекнула она.

— Это сейчас пройдет... на радостях можно. Сима-а, сколько здесь красивых девчат. Мне кажется, что все это снится!

Сима согласно кивнула головой. В разгар веселья в комнату вошла комендантша, посмотрев на часы, она сказала, чтобы успокаивались.

— Завтра рабочий день! — напомнила она.

Петр Колышев пригласил Галю. Танцуя с ней, он спросил:

— А где я буду спать?

— Там, где спят все гости, в красном уголке.

— Оди-ин?..

— А это уж вы с Симой выясняйте, — засмеялась Галя.

— А с тобой?

— Все, танец окончен! — Галя посадила его на койку. — Спасибо.

Незаметно унесли радиолу, расставили все по местам, и Сима повела Колышева в красный уголок.

Большая комната со всякими плакатами и лозунгами: там, где висела массивная картина, изображающая бурлящее море, стоял у стены черный диван. У дивана хлопотала Галина. Она застлала его одеялом, сверху по одеялу простыню, положила на край дивана плоскую казенную подушку.

— Сим, неси еще одеяло, — приказала она своим резким голосом.

Когда Сима вышла, Колышев обнял Галину, зашептал:

— Дай-кось я тебя поцелую.

— Э-э, глубчик-субчик, у нас так не принято, — посадила Петра на диван. — Обсидись, успокойся, придет Сима... не обидь подружку. — Она удалилась.

Сима выключила свет. Комната наполнилась полумраком. В большие окна проникал желтоватый свет уличных фонарей. В углу над головой Колышева висели электрические часы, большая стрелка через каждую минуту щелкала и прыгала, отчего часы вздрагивали.

— Те-ехника, — сокрушенно заметил Петр.

Сима разула его, помогла снять гимнастерку.

— Сим, а чего это Галя задается?.. Красавицу из себя строит, — жалобно спросил Колышев.

— Она не задается, она правда красивая. А если бы ты видел Люсю, которая первая из нашей комнаты вышла замуж, ты бы обалдел.

— Да, она не задается, — согласился Петр. — Ты со мной ляжешь? Ложись, Сим...

Общежитие успокоилось. Реже скрипели и хлопали двери, не так часто стучали каблуки. В наступающей тишине было слышно взволнованное дыхание Симы. Она словно замерла перед диваном.

— Ну, что ты стоишь перед диваном. — Колышев взял ее за руку и потянул к себе.

— Петь, я девушка еще...

— Так что.

— Я знаю, что не нужна тебе, но хоть к загсу мы сходим... Просто пойдем, постоим и ладно...

— К загсу? — вяло спросил Колышев. — А зачем? — закрывая веки, пробурчал он.

Сима еще долго сидела, молча гладя шершавую от ветра и северного мороза руку Петра, и только перед самым рассветом ушла к себе.

Утром Петр Колышев не сразу вспомнил номер комнаты, в которой был вчера. В спешке взглянув на часы, испугался. «Опоздал!» — мелькнула мысль.

По коридору шла Сима:

— Я думала сейчас тебя разбудить.

Встретившись с беспокойным взглядом Петра, добавила:

— У нас еще есть время, успеешь. Позавтракаем?

— Есть не хочется, вот чаю если. — И когда она ушла за чайником, взял стоявшую на тумбочке фотографию Гали, открыл свой чемодан и, увидя там аккуратно завернутые в газету пимы, вспомнил о вчерашнем вечере.

Подумав немного, Колышев поставил на место фотографию Гали, а пимы положил под счастливую койку Симы.