Валентин Солоухин - Соломенный кордон [Рассказы и повести]

— Уду бы сейчас, Хведор?

— Где ж ее взять! Сколько раз ты мотался в город и не мог купить... Эх, помню, еще в те годы, когда я жил с сыном, еще старуха моя жива была, — начинает вспоминать Федор, присаживаясь над обрывистым берегом. — Какая у меня леса имелась!..

Кузьма садится рядом. Он любит слушать Федора, о чем бы он ни рассказывал.

Федор умолкает, сосредоточенно смотрит на реку, на крупных голавлей, которые, как темные торпеды, разрезают воду, хватают сбитых коровьими хвостами слепней, оводов, и неожиданно меняет тему разговора:

— Уеду я, Козьма, отсюда. Вот получу деньгу за сезон — и на станцию... Билет в мягком вагоне чтоб...

— Как уедешь? — с удивлением спрашивает Кузьма.

— А так, уеду, и все тут... На целину умотаю!

— Гля-ко, комсомолец выискался!..

— Туда и не комсомольцев отпущают... Сын-то меня, вторая неделя пошла, как отделил. Жениться задумал, а я, зишь, стеснять буду. Вынес он мои тряпки в чулан и говорит: «Это, папашка, твои покои будут...» — Федор несколько минут молчит. — Эх, Козьма, надоело все! Опротивело! Помнится, какие угодья у нас были. Вона за тем плесом мельница стояла. Весной в половодья все луга зальет, а потом какие травы!.. За клевером к нам ехали со всего района. А мы продадим да себе стога наметаем. Рыбы-то сколько водилось. Лещи да щуки по пуду, под плотиной в яме сомы какие! — Он разводит руками: — Во-о!

— Ух, гад! — восторгается Кузьма.

— Н-да-а! — тоскливо тянет Федор. — Ты помнишь? Блины-то какие на масленицу ели? Да на нашу мельницу ехали все. Любой помол возможен, заказывай!

Федор замолкает, достает портсигар, дает закурить Кузьме. Разминая сигару, с сожалением смотрит на то место, где была плотина. Он вспоминает собрание, на котором выступал какой-то начальник из района. Этот-то начальник и предложил разобрать мельницу и построить скотный двор: «В районе сейчас электричеством мелют, пять минут — и мешок».

И всем захотелось молоть электричеством за пять минут. С тех пор в Каменке сидят без муки.

— Ну, так ты блины помнишь?

— Эх, Хведор, — вздыхает Кузьма.

— Ишь жара-то какая пошла... — Он сигаретой показывает на стадо: — Молоко давай, мясо давай, а быка ни одного, ассименителя завели, пять лет маемся, каждая третья корова ялова!

— Дураки! — вставляет Кузьма.

— Кто дураки?

— Ассименители...

Федор бросает окурок и внимательно глядит на Кузьму:

— Козьма, а ведь твои ребята сперли на ферме этот аппарат?

Кузьма с испугом смотрит на Федора, но, увидев добродушную улыбку, признается:

— Мои...

— Вот это пироги! — восхищается Федор. — И куды дели?

— Куда... Известно куды, раскрутили по винтику.

— Ты небось надоумил?

— Не, сами оне...

— Вишь, как получается, не укради ребята этот аппарат, и сейчас бы скотина мучилась... Эх, бывает. Хорошо, что хоть быка купили! Сашуля обещает в зиму еще пару оставить.

— Да он, дурак, опять корма экономить будет, оставит ли?

— Оставит. Сверху указание есть... А ты, Козьма, помнишь Анфису-агрономшу?

— Как не помнить, ловка, огонь девка! Не разрешила кукурузу сеять, и все тут. Не по климату! И все тут. Ну, таскали же ее! Мытарств-то сколько было, когда узнали, что вместо кукурузы подсолнухи посеяла. А она: «Может, мы пальмы разводить будем?!» Год прошел — и орден ей. Сами же дали... Эх, Козьма, уеду я на целину, как пить дать уеду. Тоска меня гложет, тоска!.. — Федор замолкает и угрюмо смотрит на выжженные солнцем луга, на варварски вырубленный лес.

— Поеду к Анфиске. Ты слышал, Козьма, она там совхозом заправляет?.. Говорят, лучший совхоз у нее, еще один орден дали.

— Ей дадут. Ловка-а девка-а, ох, как ловка!.. Купаться-то будем? — вспоминает Кузьма.

— Идем выше. Там берег положе, песок. Вот, жаль, портки на мне не те.

— Я так... — говорит Кузьма. — Я коров не стесняюсь.

Пастухи идут вверх по течению, находят прогалочек между ивняком и спускаются к берегу, на небольшую песчаную отмель.

Здесь жарче. На теплый, почти горячий песок Кузьма ступает с восторженным криком. Федор смотрит на него, обнажая в улыбке несколько желтых зубов. Он уже разделся. Сухое тело до того белое, что загорелое лицо и шея кажутся черными, и похож он на черноголовую чайку.

Кузьма с визгом падает в прохладную воду и, вскочив на ноги, начинает неистово подпрыгивать и брызгаться.

Федор, прихрамывая, пытается укрыться под ивняком, но потом падает в реку, поднырнув под Кузьму, сбивает его с ног.

Пастухи долго плещутся, орут, от изобилия брызг над ними образуется радуга. Они видят ее и больше, ожесточеннее работают руками, взбивая облака водяной пыли.