Шабданбай Абдыраманов - Белый свет

Поднялся Кукарев. Глаза строгие, неподкупные, и только вздрагивающая на палке рука выдавала волнение.

— Конечно, Маматай, мы разберемся во всем, может, удастся помочь… найти сына… Но сейчас не меньше прошлого нас интересует и сегодняшний нравственный облик поммастера Парпиева. Что ты можешь сказать о нем как о члене бригады, как о своем подчиненном?

— Иван Васильевич, — вскочил Каипов, — не сразу я решился… на люди с таким… о земляке…

— Да ты не волнуйся, — Кукарев обвел собравшихся широким жестом, — среди своих ведь, — и кашлянул в кулак деликатно, мол, прости, что перебил.

— Вот я и говорю: Парман-ака — человек равнодушный. Глухое сердце. Покой любит. И работает он отлично не из убеждения, а чтобы не приставали лишний раз… Но и не перестарается без надобности. Сколько раз в простоте души я приходил к нему за советом как к более опытному производственнику. И что же? Слышал неизменное: «Какое нам дело, земляк, до всего этого? Комбинат велик, за всем не усмотришь, да и государство наше большое — не обеднеет из-за клока хлопка… Живи ты спокойно, Маматай, сопи в свои две дырочки и будь счастлив». Сначала думал я, что поммастера шутит…

— Конкретнее, товарищ Каипов. Нам нужны серьезные факты, а не ваши догадки, — раздался вдруг недовольный голос.

Маматай смешался, заспешил. Опыт выступлений у него невелик. Да и факты, что и говорить, не вопиющие, обычные, которые можно повернуть и так и эдак.

— Равнодушный он. Если я не убедил вас в этом, то время само убедит… — И, совсем стушевавшись, невпопад добавил: — Не умею я точно выразиться… Вот и оказался вместо Пармана обсуждаемым… Ну да ладно… Разговор-то начался, и это главное…

Алтынбек торжествовал: Маматай с треском провалился. И надо же быть таким недотепой, чтобы во всеуслышание, на заседании парткома признаться в своей неспособности четко мыслить!.. И это партийцы услышали от инженера, руководителя крупного производственного звена. Саяков тонко улыбнулся. Теперь ему нечего осторожничать, теперь самое время нанести завершающий удар, высмеять перед всеми этого простачка. И Алтынбек лениво поднялся:

— Хотел бы уточнить одно обстоятельство… Вот Каипов все ссылается на свою неопытность, но так ли это? Инженер с дипломом без отрыва от производства… Начинал от трепального станка. Как говорится, непосредственно прошел все комбинатские «университеты»… Я это говорю к тому, что мы вправе требовать от Каипова ответственности за слова… Может, правда то, что он здесь только что поведал, но где доказательства?.. Откуда у Каипова такие сведения о прошлом Пармана-ака? Женщина сама рассказала? Допустим. Но почему мы должны верить какой-то женщине, а не самому Парпиеву, который у нас на комбинате с самого его основания, можно сказать, мальчишкой пришел… Прекрасная семья… Взрослая дочь, наша работница… Можно считать теперь Парпиевых — почетной рабочей династией…

Что и говорить, ораторствовать Саяков умел, на трибуне чувствовал себя как рыба в воде, попробуй ухвати… И сейчас он все больше и больше входил во вкус. Но тут его прервал голос рассерженного Маматая, выкрикнувшего с места:

— Как смеешь оскорблять женщину, раз не знаешь ее!..

— Ах, простите, — издевательски раскланялся Алтынбек в сторону Каипова, — откуда нам знать, может, у него есть личные обязательства, может, он защищает…

Тут Кукарев сердито и решительно застучал самопиской по графину с водой, призывая Алтынбека к порядку:

— По-о-про-шу без личных выпадов… Не ожидал от вас, товарищ Саяков…

И тут поднялся Жапар, оборвав Кукарева на полуслове, начал жестко, деловито:

— Труд не только кормит, труд облагораживает человека… Человек — не машина, не вьючное животное, мол, навалил и вези, вот почему и труд человеческий — категория нравственная, живая. Так что же говорить о ком-му-нис-ти-чес-ком труде! Я считаю… Я связываю его прежде всего с высокой сознательностью, с высокой ответственностью творца, да, творца! — Жапар хитро сощурился в улыбке. — Есть, конечно, работнички, не уступающие иному автомату… Восхитишься невольно, увидев, какую кучу добра они способны наработать… Но если нет у них рабочей чести, нет стыда, если они не умеют ни любить, ни дружить, разве достойны носить высокое звание передовиков? Ответь мне, Алтынбек.

— Конечно, Парман-ака — живой человек, на святого не смахивает, — заюлил глазами Саяков, намеренно снижая разговор до простецкой шуточки.

Жапар покровительственно улыбнулся, мол, стар я, Алтынбек, чтобы клевать на такие штучки.