Конечно, не всем была по душе такая активность Насипы Каримовны. Случалось, что и выговаривали ей, напоминали, что место порядочной, уважающей себя женщины — у домашнего очага. Только Темирбаева не из тех, кто прислушивается к подобным вздорным, и несправедливым советам, да и сердце у нее — отходчивое, беспокойное… Вот и звучал то в одном, то в другом месте решительный, глуховатый голос Насипы Каримовны: «Почему не соблюдаете гигиенические нормы? Почему на складе нет запасных деталей? Почему используете низкосортные красители?..» И все это требования не по должности, а по общественной линии.
Сердятся нерадивые работники на Насипу Каримовну, но побаиваются, уважают. И только какой-нибудь новичок разве решится отделаться от ее замечания посулом исправиться в надежде, что забудется, спишется, обойдется… А так все знают: не отстанет Темирбаева до тех пор, пока горе-производственник не примется серьезно за дело, со всем старанием и ответственностью. А самое главное — многих она отучила от привычки кивать на смежников, мол, по их вине и наш брак.
И на совещаниях Насипа Каримовна не отсиживается за спинами товарищей — у нее всегда есть дельные предложения. А если нужно выступить с критикой, то критикует, невзирая на лица и служебное положение.
Маматай и сам, бывало, ворчал не раз: «И что за женщина!.. Куда ни придешь, везде она… Даже драмкружок по профсоюзной линии опекает…» Но, окунувшись с головой в жизнь комбината, он начал наконец сознавать, как нужны на производстве такие люди, как Темирбаева. А теперь, узнав о судьбе пожилой женщины, о ее горьких утратах, Маматай окончательно понял, что ничего тщеславного, вызывающего в ее поступках нет, просто много в них нерастраченной доброты, участия и настоящей гражданской ответственности за общее дело.
Заседание парткома, на котором должно было обсуждаться заявление передовика производства, помощника мастера ткацкого цеха Пармана Парпиева, открылось в директорском кабинете.
Здесь всегда было людно, шумно. Не проходило и дня без бурных обсуждений перспективных планов развития производства, а также текущих — квартальных и месячных. Нередко вызывались сюда, «на ковер», бракоделы и волокитчики. Решались вопросы научной организации труда, экономической эффективности и научно-технического прогресса… Хозяин кабинета любил быть в гуще комбинатской жизни, не прятался от нее за обитой дерматином дверью и все дела считал первостепенными и безотлагательными. Вот почему ничего экстраординарного не было в том, что партийные дела решили обсудить на сей раз у директора.
И все-таки, наверно, не одному Маматаю закралось в сердце подозрение, что кому-то необходимо подчеркнуть чрезвычайность данного заседания. «Кому же? — хмуро всматривался Маматай в собравшихся. — Кому нужно на весь комбинат раздувать эту историю? С ходу, не разобравшись в личных мотивах и обстоятельствах? Конечно, и он, Маматай, виноват, сам поставил себя под удар… И все же почему все-таки Парман осмелился выступить против него? Никто даже не заметил, как все перевернулось с ног на голову…»
Директор Беделбаев, как всегда, спокойно посматривал на собравшихся, взглянул и на Маматая, поправив очки на переносье, наклонился к бумагам.
Проходили мимо Каипова, скромно занявшего место у самых дверей кабинета, члены парткома — строгие, официальные, даже Кукарев только кивнул в ответ Маматаю и прошел к директорскому столу, сильнее чем обычно налегая на рукоять трости. Только Алтынбек Саяков издалека как ни в чем не бывало улыбнулся Каипову своей лакированной улыбкой и демонстративно сжал кулак — держись, мол, будь мужчиной…
Маматай рассердился. И что он в самом деле! Бой предстоит серьезный, нервный, а он, Маматай, вместо того чтобы сосредоточиться, настроиться на борьбу, правую и бескомпромиссную, занимается дурацким психоанализом подразумеваемых врагов… Да существуют ли они у него вообще? Жизнь его на комбинате с самого начала сложилась благополучно, хотя в начальники он, Маматай, не лез, не пытался никого обскакать по служебной лестнице…
Всматривался исподтишка в собравшихся тем временем и Саяков, прощупывая обстановку и настроения. Начал он с Беделбаева. Директор всегда держался с ним не только на людях, но и дома, куда имел доступ Алтынбек, когда речь заходила о комбинатских делах, подчеркнуто официально, неизменно давая понять, что для него личные отношения никогда не распространяются на дело. К тому же Саякова он считал увертливым, ненадежным. Почувствовав на себе взгляд, директор еще больше нахмурился. Заместителей Беделбаева Алтынбек не принимал всерьез. А вот Кукарев — этот из правдолюбов, себя не пощадит, не только что чужака.
Читать дальше