Владимир Федосеенко - Вихри на перекрёстках

Теплую зиму люди обычно называют сиротской. Вот и сейчас у сироты уже не было слез, а зима плакала: на ветках висели крупные капли. «Это хорошо, я не замерз­ну»,— мысленно успокаивала себя девочка. Вдруг изда­лека донесся какой-то треск, и Галя сразу вся сжалась, от ужаса перехватило дыхание. Слышно было, что по ее следам кто-то крадется. Галя уже не чувствовала, как бьется ее сердце, и инстинктивно прижалась к матери, будто искала у нее защиты. Ей показалось, что мать ше­вельнулась, хочет поднять голову и посмотреть, кто к ним идет. И вдруг из кустов появилось несколько че­ловеческих фигур, среди которых она узнала только одну.

— Мамочка! Он идет, Гут! — крепко закрыв глаза, закричала Галя. Она не слышала человеческих шагов и лишь, когда кто-то крепко взял ее под мышки, поверну­лась и вскрикнула:

— Убивай и меня!

Момент был жуткий. Володя глянул на Гута, Валя упала на труп матери и зарыдала.

Бойкач присел возле огня, начал подгребать к нему недогоревшие сучья. Молча опустились на землю хлопцы, дед Остап. Как изваяние, застыл Гут. Перед глазами его возникла почти та же картина, которую он уже видел. Только тогда Гут был в роли присяжного заседателя на «суде», устроенном фашистским разбойником. А сейчас стоит как на углях, смотрит на Галю и ждет, что она вот-вот глянет ему в глаза. Придется что-то сказать, но что? В голове теснился рой мыслей. Гут понимал, что по­пал в западню. Но, может быть, из нее есть еще выход? И, посмотрев вокруг, он медленно направился к большой ели.

— Куда? — остановил его голос Бойкача.

— Я... я дров принесу...

— Хватит этих.

Гут остановился, но на прежнее место не вернулся. Немного стянул с ноги сапог, поправил брюки и опять подтянул голенище. Командир заметил это, но не придал значения. И вдруг что-то стукнуло по лысой голове деда Остапа, который сидел ближе других к покойнице, дер­жа в руках шапку, и сразу за елью громыхнул взрыв. Гут бросился в кусты. Но Анатолий мгновенно повернул­ся и дал по нему очередь из автомата. Успел полоснуть из своего и вскочивший на ноги командир. Гут корчился на снегу. Партизаны окружили его.

— Теперь вы меня взяли, бандиты,— скрипнув зуба­ми, со стоном пробормотал предатель.

— Я все время наблюдал за ним,— сказал Анато­лий.— Он незаметно вытащил из-за голенища гранату и швырнул в нас.

— Никогда бы не подумал,— удивился Володя.— Так бездарно могли погибнуть!

— Ну, такой гранатой он бы нас не убил, а ранить мог. Это немецкая наступательная граната, она как гусиное яйцо.

— И все же кто-то из нас счастливый. Посмотрите, наверное, сильно разбил голову старику. Валя снег при­кладывает.

— Граната от головы отскочила рикошетом за елку, там и разорвалась. Я даже видел, как она летела,— объяснил Анатолий.

Гут извивался, как змея, пачкая кровью чистый снег. Никто из партизан еще не знал, что он присутствовал при убийстве Валиной матери. Командир все время думал о злодеяниях, совершенных гитлеровцами в Ольховке, и даже не задумывался, что представляет собой этот ни­чтожный человечишка — Гут. Анатолий же заподозрил в нем хитрого пройдисвета и все время незаметно наблю­дал за ним. А Гут, в свою очередь, следил за поведением командира и пришел к выводу, что тот не обращает на него никакого внимания. Предателя же можно было еще раньше понять. Например, когда он не хотел идти по следу, проворчав, что это кто-то или тащил дрова, или удирал из Ольховки. Но Валя сразу узнала след полозь­ев их санок, и пришлось пойти вместе с партизанами, хо­тя изменник и мало верил в то, что они найдут девочку живой.

И вот теперь все надежды мерзавца на спасение разом рухнули!

По просьбе Гали Гута перетащили к костру. Девочка рассказала, как он бегал по деревне, водил фашистов по хлевам, погребам и выдавал людей.

— Дайте мне винтовку, я его добью! — просила она.

Володя подошел к предателю,

— Мы не такие кровожадные, как твои новоявленные хозяева,— сурово заговорил он.— Мы гуманнее отнесем­ся к тебе, хотя ты и враг. Могли бы и бросить в лесу: подыхай, как бешеная собака! Но мы поступим мило­сердно.

Лесную, тишину снова разорвала автоматная очередь.

— Гут хитрил,— опустив автомат, продолжал Бой­кач.— Он хотел один жить в большой деревне и ради этого пожертвовал жизнью всех односельчан. Но не уда­лось. Не осуществился и второй его план: вывести лет­чика к нашим войскам, выдавая себя за советского па­триота. Давайте-ка, хлопцы, обыщем его. Жалко, что не сделали этого раньше.