Владимир Федосеенко - Вихри на перекрёстках

— Вот командир партизанского отряда Заякин,— по­казал Гут на высокого человека рядом с собой.— О нем вы, видно, слышали.

— Заякина я немного знаю,— произнес Гриша. — Вы что, шутите?

— Какие тут шутки, я и есть Заякин. А вы из какого отряда?

— Из «Буденовца».

— Одно время мы стояли рядом с вами,

— Возможно, и стояли,— пожал Гриша плечами.— Так куда же вы теперь без войска?

— Хотим скорее соединиться с нашей армией и даль­ше бить фашистов,— сказал Заякин.— Нужно летчика проводить, его сбили около Слободы.

— А мы пока не собираемся соединяться со своими.

— Как это не собираетесь? Прикажу, и пойдете со мной. А нет, так давайте по-хорошему: явимся к нашим и скажем, что все мы из одного отряда. Заякин — это моя кличка.

— Ишь ты, нашелся командир,— усмехнулся Гриша.— У нас есть свой, скоро он будет здесь. Чего ради мы с вами пойдем.

Летчик не мог понять таких отношений между парти­занами и молчал, хотя в душе, очевидно, был на стороне Заякина, который вел его к своим. Данилов тоже мол­чал, сомневаясь, что двое спутников летчика действи­тельно партизаны. Не мог он с кем-нибудь еще спутать Гута. Решив сразу выяснить, не ошибся ли, Данилов вдруг резко сказал:

— Я был переводчиком при штабе немецкой дивизии. А вы, Сукач, прибегали ко мне, чтобы продать фаши­стам советских людей!

Эти слова словно обожгли Гута.

— Теперь и я вспомнил,— закричал он,— это фашист­ский прислужник! Наверное, они все такие, потому и не хотят идти с нами!

У Заякина сразу мелькнула мысль арестовать Дани­лова и его товарищей. «Сдам советским войскам пере­водчика и приведу летчика — это же заслуга, честь. Пускай с ними там разбираются, а я буду на высоте». Вдруг послышалось конское ржание.

— Чья это лошадь? — спросил Заякин.

— Нашего командира,— ответил Гриша.

— Где ваш командир?

— Скоро придет, и тогда мы вас проверим. Приказываю идти со мной.

— Никуда мы не пойдем,— опять повторил Гриша.

— Переводчик, отдай автомат,— шагнул Заякин к Данилову.

— Пошел ты...— начал тот, и его тут же обожгла очередь.

Заякин отскочил в сторону, а Гриша и Калоша под­хватили зашатавшегося Николая.

— Бросьте его и идем. Приказываю! — крикнул Заякян.

Хлопцы осторожно опустили Данилова на снег. На них уже были наведены автомат и винтовка. Растерянно смотрел и не дотрагивался до своего пистолета летчик.

У Данилова из носа побежала струйка крови. «Я не боялся смерти... Скажите... Я знал, за что буду умирать... Передайте маме, братьям...» И он затих.

Володя услышал автоматную очередь, крик и пер­вый бросился по улице. За ним побежали Толик и Валя.

Заякин увидел партизан и перемахнул через забор. Гут опустил винтовку и стал рядом с летчиком. Гриша бросился вокруг двора, чтобы перехватить беглеца. Бой­кач помчался вслед.

— Убил Данилова, гад! — крикнул Гриша.

Володя вбежал во двор, разыскивая следы бандита на снегу, и услышал голос Анатолия, донесшийся из дома:

— А ну, вылезай!

Вскочив в избу, он увидел, как из открытого люка подпола бешено сверкнули глаза убийцы, который успел перезарядить пистолет. Толик, не успевший снять с плеча винтовку, с побледневшим лицом прижался спи­ной к стене. Володя дал очередь из автомата прямо в пе­рекошенное от страха лицо бандита.

— Кто же бежит в дом с винтовкой за спиной! — сер­дито сказал Володя.— Наверняка мог убить!

— У него... осечка...— с трудом перевел дыхание Ана­толий.

Хлопцы вытащили наверх мертвого громилу, взяли немецкий автомат, парабеллум и вышли во двор.

— Чего стоишь? — обрушился Бойкач на Калошу.— Отбери у них оружие!

Летчик взглянул на Володину пилотку со звездочкой и молча протянул пистолет. Испуганный неожиданным появлением Вали, Сукач выронил из рук винтовку.

Володя и Толик склонились над Даниловым. Руки раскинуты в стороны, бледное лицо, неподвижные глаза, уставившиеся в облачное небо, залиты прозрачными сле­зами...

— Кто вы? — выпрямился Володя и шагнул к летчи­ку. Гут трусливо втянул голову в плечи. — А ты? — выслушав ответ летчика, повернулся командир к Сукачу.

— Из Слободы,— Гут покосился на Валю.— Она ме­ня знает.

— Как ты сюда попал?

— Вместе со всеми гнали в Ольховку на расстрел, но я убежал.

— А маму мою вы не видели? — внезапно спросила Валя.

Гут захлопал глазами, не зная, что ответить. Скажет, что видел — этим разоблачит себя: он же почти все сло­бодские семьи охарактеризовал гитлеровцам, сам прово­жал односельчан в последний путь. Видел и Татьяну Ни­колаевну, которая по едва запорошенной снегом дороге тащила на санках свою младшую дочь. Никто из людей не знал, куда их гонят, но все понимали, что назад им уже не вернуться...