— Брат у меня здесь лежит, — соврал Копылов.
— Брат, — задумался человек в дохе. — Попытай с заднего хода. Может, там и услышат. А здесь не достучишься: коридор тут, а за ним стена чуть не в два метра.
Федор обошел вокруг здания, торкаясь во все двери. Одна из них оказалась незапертой. Он очутился в глухом закутке; посветил и увидел вторую дверь, к ней вели несколько ступенек. Федор постучал и сразу услышал за дверью шаги. Кто-то откинул крючок. Перед ним стояла женщина в белом халате. Лица ее он не мог видеть: керосиновая лампа висела у стены позади нее.
— Кто?.. Вы зачем? — спросила она, отступая.
— Мне дежурную сестру.
— Я дежурная.
— Брат у меня здесь, — Копылов решил держаться своей выдумки, так было надежней. — Сегодня его привезли — старший лейтенант Никитин.
— Как же быть? — растерялась сестра. — Не могу я. Надо врача вызвать.
— Я только на минуту, как он. Никто и знать не будет, — убеждал Копылов с горячностью. Теперь ему и самому казалось, что добиться свидания совершенно необходимо. Сестра, когда он рассмотрел ее при свете, оказалась большеглазой девушкой лет двадцати. Она готова была с радостью помочь Копылову и даже растрогалась, что примет участие во встрече братьев, но боялась ответственности. Все же Копылов убедил ее.
Она дала Федору халат, он еле влез в него. Поднялись на второй этаж. Вдоль коридора в нишах подоконников мигали огоньки стеариновых плошек. Проход был узким: у стены стояли койки, занятые ранеными. Пахло йодом и гноем. У двери в палату сестра остановилась.
— Вначале я одна зайду.
Она пробыла недолго.
— Самая дальняя койка в правом углу, — сообщила она, вернувшись, — он не спит. Только вы тихонько, — убедительно попросила она, — не разбудите никого и недолго.
— Всего две минуты, — заверил Копылов.
Молодая сестра благословила его восторженным взглядом; в ее глазах от умиления заблестели слезы. Ему даже неловко стало за обман.
Никитин, приподнявшись на одном локте, ждал медленно подходившего Копылова: пробраться между тесно наставленными койками было не так-то легко. Он, видимо, не мог узнать, кто пришел. У него были лихорадочно возбуждены глаза.
— Здравствуй, Никитин, — сказал Федор, подойдя к койке.
— А, это ты, — разочарованно произнес тот, опуская голову. Она глубоко вдавилась в подушку.
Никитин глядел на потолок и казалось вовсе не интересовался Федором.
— Сильно болит? — по-глупому спросил Копылов.
Никитин перевел на него взгляд. У него было такое выражение, будто он не слышит и хочет по движению губ разгадать, что говорит Копылов.
— Здорово болит? — повторил Копылов.
— А-а, — удивился Никитин вопросу. — Нет… Кажется, не болит. Ты зачем тут? — без интересу спросил он. — Сестра сказала: брат. Думаю, кто бы? Нет у меня братьев.
— Ну, ты того… выздоравливай. Да назад. Если чего надо, сообщи — все можно сделать: или сам приеду, или через кого нужно пошлю, — бормотал Копылов, сознавая, что говорит ерунду, что Никитину нет уже дела ни до него, ни до всего БАО. А он-то еще шел к нему, чтобы поделиться своими огорчениями, хотел рассказать, как признался Шурочке в любви, как она разыграла его и потом уехала на попутной машине.
Никитин подал руку и вяло пожал Копылову пальцы. Когда Федор оглянулся, бывший начальник отдела ГСМ смотрел в одну точку. На его лице была полная отрешенность, словно он вовсе и не замечал голых, давно не беленных стен с разводами сырости, а видел что-то другое, свое.
Подъезжая к штабу, Копылов издали разглядел на ступеньках крыльца женщину, закутанную в армейскую плащ-накидку, и подумал, что это Шурочка дожидается его. Сильно застучало сердце.
Женщина поднялась навстречу.
— Почему так долго? — услыхал Федор голос Катерины.
Он вылез на подножку и вытянул из кузова Шурочкин полушубок.
Несколько раз хлопнул им о борт, вытрясая из меха набившийся гравий.
— Ты зачем здесь? Спала бы в тепле. Охота сидеть на ветру!
Он спрыгнул на землю и мимо Катерины вбежал на крыльцо. Дежурный по штабу поднялся навстречу. Федор бросил полушубок в угол.
— Завтра передашь в санчасть Синькову или Чабанец, — сказал он.
Катерина едва поспевала за ним. До их квартиры было недалеко.
— С Тосей запозднились, картошку чистили. Рассказывают, от нас в двадцати километрах полуторка подорвалась. Свернули на проселок, а там — мины. Никто не знает, чья машина. Я бы все равно не заснула, — объясняла Катерина, с трудом выговаривая слова против ветра.
Читать дальше