Дмитрий Сергеев: След на лыжне

Участкового разбудил стук по стеклу. Стучали не громко, но настойчиво. Иван отбросил одеяло. Крашеные половицы леденили босые ступни. Синие сугробы искрились под луной. Три мутных тени маячили у завалинки. За двойными рамами не было слышно голосов. Иван открыл форточку.

— Послухай, Ваня, Иван Ильич... — пьяным голосом бормотал старик Ступин.

Участковый знал: у Ступиных свадьба, младшую, Октябринку, выдают за Анкудинова. Вспомнили про него, пришли звать.

— Не, деда. Нельзя мне. Трезвость нужно блюсти. А то сегодня свадьба, завтра — крестины. Утречком... Когда поднимутся, забегу, поздравлю молодых.

— Да ты послухай, Ваня, — перебил его Ступин. — Жених-то, Кеха, пропал.

— Как пропал? Говори толком.

— Я и говорю. Ты двери отопри, а то много через форточку натолкуем.

Участковый натянул брюки, обулся на босу ногу и вышел в сени. Полуночники ввалились в избу. Со Ступиным пришли Кешины дружки. Говорил старик, они поддакивали и кивали. Строгая серьезность была на их захмелевших лицах. Парни понемногу начинали трезветь. Впрочем, участковый не приглядывался — так ему показалось: начали трезветь. И невозможно было разглядеть этого при умирающем свете огарка. Хоть дизелист накануне и посулил крутить движок всю ночь ради свадьбы — электрического света давно уже не было...

Иван зажег выручалку — десятилинейную лампу. За окнами стало черно.

— Седайте, — предложил Иван, указывая гостям на лавку.

На миг его взгляд задержался на одном из дружков. Изможденное лицо с запавшими глазами показалось незнакомым. Но уже в следующее мгновение участковый узнал парня — то был Юра Шиляк, леспромхозовский механик.

— Дело-то, вишь, особое, — начал объяснять Ступин, примащиваясь на лавку. — Кеха-жених, стало быть, он... этакий, — дед повертел растопыренными пальцами у себя над ухом. — Он завсегда был с вывертами. Мало ему по-людски на свадьбу явиться — вздумал на лыжах. Дескать, лыжи — по-современному, двадцатый век. Будто этот... олимпиец. Пока, мол, в объезд крутите, на сопку взбираетесь, я — прямиком через хребет, опережу вас. Это он имя говорил, — указал Ступин на молчаливых дружков. — Сам прийти поленился. Ты бы, Ваня, фортку захлопнул. Вона как сквозит — занавески полощет. Опять надует мне в ухо, как под Николу зимнего.

Иван подошел к окну, закрыл форточку. Просторные без портянок сапоги хлябали на ногах. По пути взглянул на Шиляка. Ничего примечательного, особенно сейчас, в лице механика не было — такой он всегда. Красавчик! Ему бы еще голос да в телевизор его пустить — девки бы вовсе с ума посходили. Вот только изможденный он, будто уработался. Небось успели подзаложить, хотя и без жениха свадьба.

— Ну и что дальше, деда? Кеха на лыжах побег, невтерпеж стало... Издалека?

— Из Петляево, от станции. Сам через сопку на лыжах, а их, — Ступин опять показал на дружков, — ко мне в кошевку. Костюм свой новый имя бросил, дескать, на месте переоболокусь.

— Думали, правда, опередит нас. Куда там. — Голос у Юры Шиляка совсем не песенный — с хрипотцой. Один только голос и подводит парня. Другой бы ему голос — и артист.

— Час-второй подождали, — подхватил Ступин. — Гости истомились. Без жениха какое застолье? В Петляево звонили, справлялись, может, беда какая: лыжи сломал — назад воротился или того хуже, ногу подвернул...

— Ну ты сказанешь, деда. Кеша Анкудинов ногу подвернул? — Иван потянулся, зевнул. — Явится. К Октябринке он и без ног приползет. Идите-ка вы, братцы, к себе — я досыпать лягу.

Неожиданная мысль пришла участковому: дед Ступин и Кешины дружки сговорились разыграть его, чтобы заманить на свадьбу. Гости сейчас ждут их, заранее хохочут над облапошенным участковым. Знают, что иначе его не заманишь на гулянку — будет отнекиваться.

— Ну ты, однако, и этот... как его — бюрократ, — рассердился Ступин.

«Нет, не разыгрывают», — решил Иван.

— Думаешь, полушубок тебе казенный дали, так и власть стал? Ты должен представить жениха в лучшем виде. Октябринка с ума сходит, взбрело ей: «Убили Кешу!» Ум у нее помутился. Шутка ли, жених пропал? Такое разве в спектакле бывает. А для нее какой спектакль? Свадьба, поди.

— Вот то-то и оно — не спектакль. Ладно уж, все равно теперь не уснуть.

Иван сбросил сапоги, начал обуваться заново. Гости вышли из дома, слышно было — топтались, разговаривали во дворе.