Лев Правдин - Ответственность

У двери самолета кто-то громко спросил:

— А Сашка где?

— Это вас зовут? — тихо, почему-то тревожно спросила Таисия Никитична.

— Нет. Мальчишка тут один. Уже не первый раз он так…

Он не договорил, не стал объяснять, что это за мальчишка и что с ним не впервые, так были дороги ему эти мгновения прощального молчания, которое он не хотел и не мог нарушить.

И снова позвали Сашку, теперь уже несколько голосов, и один из них, конечно, голос самого командира, коротко приказал:

— Найти немедленно!

И чей-то басовитый голос:

— Ну да, найдешь его…

А двое под крылом стояли, притихшие в напряженном молчании, понимая, как непрочно это их счастье и как непродолжительно. Да и счастье ли это?

— А где доктор? — спросил Бакшин.

— Теперь вас… — сказал он. — Это уж вас…

Она сама погладила его колючую щеку. Кто-то мягко тронул ее за плечо.

— Да, — тихо отозвалась она.

За спиной стояла Валя.

— Доктор, там раненых отправляют. Требуют вас.

— До свидания, Саша, милый.

Он поцеловал ее руку и сразу же исчез в темноте. Она вышла из-под крыла и направилась к двери, куда осторожно и ловко поднимали раненых.

Таисия Никитична ожидала, что Бакшин вызовет ее немедленно, сразу же, как только вернется с аэродрома. Но прошла ночь, настало утро, а никто за ней не приходил.

Она встала и, не зажигая света, чтобы не потревожить Валю, оделась в темноте. Но сон девушки был так прочен, что не было слышно даже ее дыхания. Хлопнула дверь, она и тут не пошевелилась.

По мокрым ступенькам Таисия Никитична поднялась наверх, огляделась — и совсем напрасно, потому что стояла тьма непроглядная. Но потом оказалось, что кое-что все-таки можно рассмотреть; например, небо. Оно было чуть посветлее леса и земли, и по нему ползла какая-то волокнистая муть. И на земле проглянули серые пятна, похожие на куски той же беспросветной мути. Наверное, вода, болото.

Она сделала несколько шагов и остановилась. Очень неприятно идти, когда под ногами так податливо пружинят мох и мокрые листья и что-то чмокает и хлюпает. Под ногами должна быть твердая земля, тогда человеку спокойно. А тут определенно болото. Кисловатый, бражный запах осеннего леса и мокрых, только что опавших листьев.

Тоскливое и горькое похмелье после летнего разгула — вот что такое поздняя осень в сыром болотистом лесу. Такая межеумочная погода — ни осень, ни зима — может продолжаться очень долго, даже вплоть до будущей осени. Прибалтика.

И снова, как и в ту тоскливую минуту, когда она прощалась с Ожгибесовым под крылом самолета, ей сделалось необыкновенно тоскливо. Нет, даже еще больше, чем в ту минуту, тогда хоть поблизости были люди.

А совсем близко Ожгибесов, так близко, как никогда.

Лучше уж вернуться в землянку, там, по крайней мере, тепло и не так ощущается одиночество, состояние вообще-то для нее малознакомое. Очень редко она чувствовала себя одинокой — характер не тот, не подходящий для одиночества. Ее профессия приучила к действиям решительным и срочным, к действиям, за исход которых она одна принимала на себя всю ответственность. Самые отчаянные скептики, не верящие ни в какую медицину, относились к ней почтительно. Поэтому, наверное, ее отношения к окружающим всегда отличались прямотой. Она говорила то, что думала, и все это ценили, каждый по-своему, в меру своих сил и состояния здоровья. А это, в свою очередь, только повышало ее интерес к людям.

Вот почему незнакомое состояние тоски и одиночества даже не угнетало ее, а скорее интересовало своей новизной, как неизвестный, пока еще и не требующий немедленного хирургического вмешательства недуг.

Она решительно направилась в сторону своей землянки, но тут некий очень знакомый запах остановил ее. Да, определенно запах дыма и солдатского котла. Так всегда пахнет неподалеку от полевой кухни. Ориентируясь на запах, Таисия Никитична немедленно обнаружила и самую кухню, и людей, которые ее обслуживали.

Их было двое: невысокий бородач и бледный мальчик лет двенадцати. Обыкновенный, ничем не примечательный мальчик. Желтенькие пятнышки веснушек на носу и на щеках, не такая-то уж это редкость для мальчишек. Когда вошла Таисия Никитична, бородач поднялся и доложил, все, что положено, но не так, как в воинских частях. И вообще, нисколько он не был похож на солдата, а скорее на пахаря, который варит себе кашу в ожидании рассвета.

Мальчик вскочил, метнулся в угол, но, сообразив, что все равно он обнаружен и никуда ему не скрыться, замер. Видно было, что больше всего ему хотелось провалиться сквозь землю.