Лев Правдин: Океан Бурь. Книга вторая

Теплый город! В первую минуту Васька подумал, что поезд завез его совсем не туда. В утреннем сумраке над самыми крышами домов клубилось что-то серое — туман или облака? Из этого серого по временам сыпал мелкий дождичек.

Откуда-то издалека доносились могучие удары и тяжелый шум падающей воды. Невиданные деревья, высоченные и узкие, неистово раскачивались на ветру.

— Ну вот и твой Теплый город, — объявила проводница Нюра и спросила: — А что же тебя никто не встречает?

«И не встретит», — подумал Васька, но, ничуть не смущаясь, заявил:

— Как это никто? — Он делал вид, что не ожидал такого невнимания к его появлению, а сам соображал, как бы поскорее удрать. Он бы и удрал, но очень уж не хотелось огорчать проводницу. Но делать нечего, другого выхода нет.

Заметив женщину, которая стояла у самого выхода в город и кого-то высматривала, Васька закричал:

— Вот она! До свидания, тетя Нюра!..

Он знал, что поезд стоит всего десять минут и потому погони не будет. Но все-таки чем дальше от вокзала, тем лучше. Для всех спокойнее. Он бежал, часто сворачивая в какие-то переулки, — самый верный способ замести следы. Зачем он так делает, он и сам не понимал, ведь никто за ним не гнался, но это он сообразил, только когда совсем неожиданно снова вылетел на вокзальную площадь. Добегался.

Повернул обратно и сгоряча угодил в чей-то живот. Дворничиха в белом фартуке. Она ловко сгребла Ваську за воротник. Знает дело.

И Васька, тоже зная, как в таких случаях надо действовать, крутанулся на месте, так что воротник затрещал. Он думал, что дворничиха охнет от боли и отдернет закрученные воротником пальцы. Способ проверенный. Но дворничиха тоже оказалась не промах: она и сама так крутанула Ваську, что у того все поплыло перед глазами и он, проделав сколько-то оборотов, приземлился на мостовой.

— Ого, — отдуваясь, проговорил он.

— А ты думал как? — засмеялась дворничиха. Была она не очень молодая, но, видать, веселая, разбитная и все понимающая женщина. Лицо круглое, нос вроде Васькиного — репкой. Стоит над повергнутым Васькой, не уходит.

— А ты ушлый.

— Нет, — ответил Васька, — я — одинокий человек…

— От кого же ты бежал, одинокий человек?

— Я не бежал. Я шевелился для сугреву.

— Для чего?

— Продрог я. Грелся.

— Согрелся теперь-то?

— Ага. — Васька поднялся. — А вы уж так сразу и хватаете…

— А у меня должность такая, чтобы наблюдать. Ты откуда сорвался?

— Я с поезда.

— Это ты правду сказал. Своих-то я всех знаю. Да у нас в таких ушастых шапках никто и не ходит. А ты к кому приехал?

Не успев ничего придумать, Васька повторил легенду про маму-дрессировщицу и сразу увидел, что дворничиха не поверила ни одному его слову.

— Меня не обманешь, — сказала она.

— А я и не обманываю. Я вру маленько.

— Какая разница? Вру, обманываю…

— А вот и разница: обман — это выгода. А вранье так просто. Побрехушки. Ни прибыли никому, ни убытку — разъяснил Васька, как бы даже недоумевая, что такую простую вещь еще надо и разъяснять.

Дворничиха даже присела от смеха:

— Ну цирк!.. Ну прямо цирк…

Еще не разобрав, что же ее так развеселило, Васька тоже рассмеялся и подумал, что сейчас, пожалуй, самое время удрать, пока она там покатывается. И он уже начал поглядывать по сторонам, выбирая, куда удобнее кинуться, и тут увидел высокого милиционера в сером дождевике. Васька обомлел. Все. Крышка. Теперь уж не убежишь.

— Это ты с кем тут, Манефа Антоновна? — спросил милиционер. — Ишь ты, как тебя забирает!.. — Его щеки дрогнули от смеха, и с черных усов сорвались капельки дождя.

— Да вот птенчика изловила. — Все еще посмеиваясь, она положила ладонь на Васькино плечо. — Думала, воробей, а оказался соловей. — И она повторила все, что Васька успел ей наболтать.

Сделалось почти совсем светло, и дождь прекратился, только ветер все еще озорничал в садах и гонял обрывки газет по привокзальной площади. Милиционер откинул капюшон и, распахнув плащ, достал сигареты.