Лев Правдин - Ответственность

Валя сказала:

— Пойду принесу вам воды.

Она скоро вернулась с полным ведром и посоветовала Таисии Никитичне воду все-таки сначала подогреть. Пока Таисия Никитична умывалась, Валя принесла завтрак — котелок с кашей — и сообщила, что командира отряда вызвали ночью в штаб бригады и он тут же уехал, так что можно не беспокоиться насчет вызова.

Всех тяжелых вчера отправили в тыл, а те с легкими ранами, что остались, никакой особой врачебной помощи не требовали. Тут достаточно медсестры. Вообще, как Таисия Никитична давно убедилась, фронтовые сестры справлялись и не с такими делами, как перевязки. Здешняя сестра, если судить по тем раненым, которых вчера отправляли, — опытный человек.

— Замечательная тетя, — сказала про нее Валя. — Я ее боюсь. А все наши обожают, ну и, конечно, тоже побаиваются. Зовут ее Анисья Петровановна. Петровна, я думаю, а она говорит, что отца не Петром звали, а Петрованом. А сама сибирячка. Из Красноярска. Вот она придет скоро.

«Замечательная тетя» пришла сразу, едва только Таисия Никитична успела одеться после умывания. Ничего в ней не было такого, чтобы ее бояться или обожать. Так, по крайней мере, показалось с первого взгляда. Обыкновенная женщина, средних лет, среднего роста. На ней стеганка и ватные брюки, заправленные в сапоги, только голова повязана белой косынкой и на плече зеленая сестринская сумка. А лицо такое, что пройдешь и не заметишь: скуластое, обветренное. Разве только глаза строгие и беспокойные.

У порога поклонилась:

— Здравствуйте, доктор. — Руки не протянула, не полагается, но когда Таисия Никитична протянула свою, приняла бережно и цепко в обе ладони. — Валечка, здравствуй.

— Здрасте… — поспешно проговорила Валя и, передернув плечами, отвернулась.

Но Анисья Петровановна не обратила на это никакого внимания и с прежней требовательной приветливостью проговорила:

— Приборочку, Валечка, произведи, воды-то ишь сколько нахлестала. Я к вам, доктор, насчет обхода. У нас всегда по утрам. А вам как будет угодно?

— Больных много?

— Раненые есть, все ходячие. А так — какие же у нас больные? Я их не очень поваживаю, мужиков-то. Ихним болезням ходу не даю. — Она улыбнулась: — Мужиковские болезни строгости требуют. Его только пожалей, мужика-то, он сразу и застонет. Так я их не больно-то. Психотерапия. — И снова официально: — Так насчет обхода какое будет распоряжение?

— Идемте, — сказала Таисия Никитична.

Она уже поняла, за что Валя побаивается эту приветливую, но, как видно, властную и настойчивую женщину, и еще не решила, как ей самой относиться к ней. Время и работа определят отношения, хотя фронтовая обстановка не очень способствует ожиданиям. Тут все совершается скорее, чем в нормальных мирных условиях.

Что касается Анисьи Петровановны, то, по-видимому, уже в первой же землянке для нее стало ясно все, что касается нового врача. Едва они вошли, как с нар им навстречу поднялась взлохмаченная фигура. Таисия Никитична сразу узнала своего недавнего собеседника, бородача-кашевара.

— Спите, отдыхайте, — торопливо и приказывающе проговорила она.

— Успею еще, у меня сон что у воробья…

Вмешалась сестра. Отстранив бородача, она доложила:

— Тут один раненый. А ты отойди, сказано тебе: отдыхай.

Бородач послушно сел на краешек нар, и тогда Таисия Никитична увидела раненого. Он вышел из темноты к двери, вынося вперед забинтованную руку. Молодой парень, невысокий и не очень, видать, сильный, если судить по его тонкому лицу и маленьким рукам. Две раны, чуть повыше кисти и около локтя, были незначительны, но очень запущены. Таисия Никитична, вспомнив отношение сестры к «мужиковским болезням», с осуждением взглянула на нее.

— Скрывал, — с угрожающей улыбкой пояснила та. — Отчаянность проявлял, героизм. Так, думал, пройдет.

Парень вздохнул и нахмурился, вдруг проговорил неожиданным при его легком телосложении густым басом:

— Да когда же было лечиться? Мост взрывали, вот и царапнуло. В первый раз, что ли? Героизм… Скажете тоже!

— Без тебя не взорвали бы?

— Без него, — откликнулся бородач, — никогда бы. Лучший специалист.

— А ты бы не подавал голоса-то, — осуждающе проговорила Анисья Петровановна.

— Конечно, и без меня бы взорвали, — поеживаясь от боли, проговорил парень. — Делов-то…

— Ну и сидел бы. Сестра, еще ваты.

— Так никак было нельзя сидеть-то. Я же рассказывал, и другие подтверждали. Головы поднять было невозможно. Нам до моста метров пятьсот всего, а ползти нельзя. Немцы такие психованные в охране, чуть воробей чикнет, они по этому месту до той поры садят, пока все кругом до последней травинки не выбьют. Всю ночь прожекторы, ракеты. Никак нам подойти не дают. А дело стоит. Я и забыл про руку-то, такая у нас досада. Вот так и просидели в болоте, как лягушки, почти сутки. Ни вперед, ни назад.