Лев Правдин - Зал ожидания

А катера все еще не было. И надежды на то, что он скоро придет, у нас тоже не было. Он мог вообще не прийти сегодня, а мы все равно ждали, потому что ничего другого не оставалось. Деваться нам некуда. Место, где поставлен дебаркадер, совершенно пустынное. С одной стороны возвышаются береговые холмы с глинистыми обрывами, поросшими пышной травой, с другой — рябая от нудного бесконечного дождичка река. Этот дождь как зарядил с утра, и конца ему не видать. Он висит, как серый занавес, закрывая противоположный берег реки. Средина августа, а погода вполне сентябрьская.

До него, до этого берега, всего три километра, но катера все нет, и случайных моторок тоже не видно. А короткий августовский день гаснет, а тепловатый дождичек — грибная страда — шелестит. Некуда нам деваться.

Некуда, кроме зала ожидания на втором этаже маленького дебаркадера местной линии. Красивый чистенький домик, выкрашенный голубой краской. Внутри все тоже очень чисто и добротно окрашено. Большая лампа под самым потолком дает много света, отчего запотелые стекла окон кажутся темными, хотя еще не совсем погас хмурый вечер.

Хозяин всего этого уюта, Федор Васильевич—начальник пристани, он же палубный матрос, он же водолив и уборщик. Он — все. Хотя и слабая, но единственная наша надежда, потому что надеяться больше не на кого.

Стоит он — эта наша надежда, — облокотившись на перила, глядит на серую воду и, наверное, тоже на что-то надеется. Он прислушивается, как мы, пассажиры, безрадостными голосами строим разные предположения насчет своего ближайшего будущего. Катер мог сесть на мель, напороться на топляк, или с машиной что-нибудь. Или с кассиршей. Был случай, когда кассирша, совсем еще молоденькая женщина, забежала на минутку проведать свою замужнюю сестру и задержала рейс почти на два часа. Мало ли что может случиться. Начальник пристани, не отрывая взгляда от воды, по поводу каждого нашего предположения авторитетно замечает:

— Очень может быть…

Все мы давно уже, не первый год, с ним знакомы, но, как оказалось, знаем о нем очень мало. Он никогда не вступает ни в какие пререкания с пассажирами, и только, если уж какой-нибудь настырный допечет его своими вопросами насчет того, долго ли ему еще пребывать в ожидании, скажет в ответ:

— На то и зал ожидания, чтобы ждать…

Философская глубина и своеобразная логика такого ответа исключали все дальнейшие расспросы и вместе с тем давали надежду, что пароход все-таки когда-нибудь да придет: зал-то учрежден для ожидания, а не для зимовки.

На этот раз собрались опытные пассажиры и никаких пустых вопросов не задают. Все эти дачники, грибники, охотники не первый год наезжают в благословенные наши места, и насчет катера они все знают не хуже самого начальника здешних мест. Верно, были тут и новички—несколько студентов, парни и девушки, которые ехали в колхоз на уборку. И, конечно, с ними была гитара, и они еще в вагоне электрички начали петь, но, исчерпав свой небогатый репертуар, примолкли. Дорога от станции Сылва до пристани очень их воодушевила: проплывали по небу серые лохмотья-тучки, по временам посыпая землю тепловатым мелким дождичком, а потом уносились куда-то за реку, и через небесную прореху проглядывало чистое голубое небо. Тогда каждая лужица и дорожная колея, каждый листок и травинка ослепительно сверкали. Ходить можно только по траве, потому что глинистая дорога осклизла и поблескивала, словно ее только что смазали шоколадным кремом. Именно это очень позабавило студентов: они сразу же, как только вышли из вагона, разулись, так что никакая глина им стала не страшна. Можно себе представить, в каком виде они добрались до пристани.

Итак, сидели мы в зале ожидания на прохладных крашеных диванах и чего-то ждали, на что-то еще надеялись, хотя было очевидно, что катера сегодня не будет. Нигде так пламенно не верят в чудеса, как в залах ожидания, когда по каким-то не совсем ясным причинам нарушается расписание пароходов, поездов или самолетов.

А пока — в ожидании чуда — мы расположились на казенных диванах по производственному принципу; рыбаки с рыбаками, дачники с дачниками, охотники с охотниками. Грибники — народ вообще малообщительный, так же, как и рыбаки, любящие тишину и одиночество, но только в лесу или на реке, во всяком другом месте все они — неуемные болтуны и хвастуны. Не успели еще как следует расположиться, как тут же пошли такие россказни, что только успевай слушать и не удивляться. Да никто и не думал удивляться: у каждого был припасен рассказ еще похлеще, надо было только выждать, чтобы в подходящий момент выложить свою историю.