— Хорошо говорят у вас в Сосногорске, — все еще доброжелательно произнес Бакшин. — Красиво.
Но и это явно ироническое замечание теперь уже нисколько не смутило Сеню, даже наоборот, оно придало ему больше уверенности. «Красиво! — не очень-то почтительно подумал он. — Вот сейчас будет вам красота!»
— Красиво говорят, — повторил Бакшин.
Но, услыхав чей-то одинокий угодливый смешок, он недовольно одернул, пророкотал:
— Ничего смешного в этом нет.
И этим своим грозным замечанием совсем покорил Сеню и заставил его вспомнить мамино утверждение о том, что Бакшин — человек высокой чести. Но тут же вдруг вспомнились гневные Асины слова о «старом зле». Только так она и называла все, что связано с Бакшиным. Высокая честь и старое зло — как могут в одном человеке совместиться эти две противоборствующие силы?
А если могут? Ну что же, будем биться со «старым злом», которое все еще мешает нам строить! Теперь уже никто не мешал Сене высказаться до конца. И все, что он передумал за последние годы, что говорили ему друзья и недруги, что много раз пристрастно обсуждалось на различных совещаниях, все это он собрал, отбросил второстепенное, оставив только самое главное. Это была та программа, какая, по мнению многих, могла бы исправить положение на строительстве. Верно, тогда первая очередь могла войти в строй не досрочно, а в строго установленные сроки, но зато будет построено все самое необходимое для нормальной жизни в тайге.
Это была деловая программа, начисто исключающая победные рапорты, торжественные митинги, высокие премии, но зато позволяющая все сработать добротно и, главное, укрепить рабочий коллектив.
— Первую очередь досрочно пустить можно, — не очень определенно и даже как бы сомневаясь в своем обещании, проговорил Сеня. — И первую партию продукции можем выдать. А что дальше? Работать с кем будем? У нас уже и сейчас острая нехватка рабочих. Причем, и это самое главное, уходят лучшие работники, как раз те, кого мы готовим для работы на комбинате.
— Плохо, значит, работаете с людьми, — заметил один из членов комиссии и хотел еще что-то сказать, но Бакшин постучал карандашом по стакану и сердито бросил карандаш на стол. Видно было, что не очень-то он надеется беседами да обещаниями удержать людей в тайге.
А Сеня вообще не обратил внимания на это вполне бессмысленное замечание. Он сказал, что, если пустить комбинат в строго запланированные сроки, а не досрочно, тогда можно будет подтянуть жилищное и бытовое строительство и никого не придется уговаривать.
Потом он заговорил о дороге. Почему-то ее строительство намечено только на будущий год. Решение явно ошибочное: лето у нас короткое, и вся готовая продукция, которую не вывезем за навигацию, будет лежать под снегом, потому что о складах вообще не подумали.
Все это Бакшин знал, поэтому слушал без внимания, явно думая о чем-то своем, к совещанию не относящемся. Но вдруг он встрепенулся, поднял голову.
— Не смотрим мы далеко вперед, — проговорил Сеня решительно. — А ведь мы работаем для будущего, потому что только так и можно работать. И при этом надо думать не только о том, чего ты хочешь от будущего, но — и это главное — чего само будущее от тебя потребует. Сегодня строить надо так, чтобы завтра никто не смог бы нам сказать: «Плохо вы, дорогие товарищи, думали, и потому плохо у вас и получалось!» И чтобы мы сами себя не могли бы упрекнуть ни в чем. Отвечать за завтрашний день комбината придется тем, кто его сегодня строит, — нам с вами.
Когда Сеня все сказал и опустился на свое место, в кабинете наступила выжидательная тишина. Все ждут, и он тоже ждет, что скажет Бакшин, и он был готов ко всему вплоть до сокрушительного разгрома. Выступить против «самого» Бакшина — на это не всякий отважится.
Заскрипело кресло. Слегка повернувшись к начальнику управления, Бакшин подчеркнуто деловым тоном спросил:
— А не назначить ли нам его начальником строительства? Для пущей ответственности…
Приняв это предложение как милостивую шутку, тот ответил, показывая, что понял всю тонкость начальственной иронии:
— Так уж, наверное, придется. Он вот какой рассудительный.
«Посмейтесь, поиграйте, — торжествуя, подумал Сеня. — Ответить-то все равно придется. Вон как все насторожились…» Он имел право торжествовать, потому что сказал все, что хотел и о чем говорят на строительстве, и, он уверен, сейчас тоже молчать не будут. Он поднял голову и осмотрелся. Только двое или трое постарались не заметить его взгляда. Валя Шагова что-то записывала. Не отрываясь от своего дела, она четко и требовательно проговорила:
Читать дальше