Арон Эрлих - Молодые люди

Четверть часа спустя Лида вышла из трамвая вблизи своего дома, а Мишу с Ваней вагон помчал дальше, в западную часть города, где жили китайские рабочие.

Вечер выдался еще лучше дня.

По календарному плану в красном уголке ожидалась лекция «Первые дни советской власти», а после лекции — картина «Профессор Полежаев».

Лида переоделась в свое любимое — в голубой мохнатый лыжный костюм и в пуховый, тоже голубого отлива, берет. Она позвала свою подругу, воспитательницу Тину, на крыльцо. Тина присмотрелась, как хлопочут дежурные распорядительницы вечера, — девушки расторопные, сообразительные, конечно, обойдутся они и без нее. Накинув пальтишко на плечи, она пошла с Лидой.

Уютно расцветились в домах вокруг окна. Веселым, предпраздничным многолюдьем шумели улицы. Проходили мимо крыльца женщины с покупками в сумках. Школьники и школьницы, возвращаясь с вечерней смены домой, перебрасывались снежками.

— Двадцать семь сорок девять! — неожиданно и таинственно объявила Тина.

Лида с удивлением покосилась на нее.

— Это номер машины горисполкома. Наверное, Антонина Петровна сейчас проехала… Ну, наша председательница горсовета! Интересно, куда она свернет — налево или направо?

Машина, только что пронесшаяся мимо крыльца, свернула направо.

— Так я и знала, в гостиницу. Сегодня открытие новой гостиницы и большого ресторана при ней. А где теперь твой Громов?

— «Мой»… Он такой же мой, как и твой.

— Маме своей скажи. Поссорились, что ли?

— Почему! Нет, никакой ссоры… А просто с неделю уже, как не виделись… Некогда… А ихнюю бригаду в центр перебрасывают. Кажется, он сказал, что на корпус «В».

— Напрасно тебе так кажется. Не мог он этого сказать. Корпус «В» давно укомплектован. Будет твой Громов строить либо корпус «Г», либо корпус «Л»… Стой! — внезапно перешла Тина на шепот. — Это он!

Тина провожала взглядом рослого плотного старика в очках с толстой палкой, прошагавшего мимо крыльца в сумерках медленно, но крепко и важно. — Конечно, он… — Тина громко окликнула: — Федор Степанович! — и когда старик оглянулся, бегом кинулась к нему с крыльца, проводила его до конца переулка и потом — очень оживленная, довольная — вернулась к Лиде. — Это знаешь кто? Это сам Плужников, — торопливо зашептала она. — Неужели ничего не слыхала? Плужников, Федор Степанович!.. Да боже мой, один из самых интересных людей в городе!.. Я сейчас договорилась с ним… Вот здорово! Он будет нашим гостем, через три недели, в субботу… Всем отказывает, а к нам сразу согласился…

— И откуда ты только про всех знаешь?.. Нет, правда, Тинка, в тебе королева репортажа пропадает. Ну, давай рассказывай — кто он такой, этот твой самый интересный человек?

— Да не будь его, знаешь, ничего здесь и не было бы. Даже нас с тобой здесь не было бы, а послали бы нас жить и работать совсем в другое место…

Тина очень подробно, со вкусом, упиваясь собственной осведомленностью, рассказала подруге, что за человек Плужников Федор Степанович. Он-то и открыл в этих местах залежи руд, какие сейчас полным ходом разрабатываются. Всего удивительнее, что он вовсе и не геолог. Юрист. Точнее — был студентом-юристом в Киевском университете, да кончить не пришлось. С последнего курса попал по царской ссылке в здешние края и вот уже больше полустолетия живет тут. Смолоду пристрастился к геологическим поискам, исходил пешком за многие годы тысячи километров вокруг. С рюкзаком и киркой всю жизнь пробродил, ковыряясь в почвах и скальных породах, когда тут еще полностью заброшенная земля была. Год за годом неутомимо в зной и в стужу искал он запрятанные в глубоких недрах богатства. Женился, дети пошли, семья все увеличивалась, а страстный искатель кладов не менял привычек, оставался верен мечтам.

Семья — в старом городе, а он — кочует в своих заповедниках, базируясь на какую-нибудь укрытую в лесу заимку или на тот пустынный хуторок, что лишь совсем недавно, каких-нибудь девять лет назад, исчез перед наступающим городом. Всю неделю Федор Степанович копил вдали от дома приметы неоценимых богатств своих, а каждую субботу — рюкзак за плечи, палку в руку и пошел к жене, к детям в гости на денек, хоть бы тут ливень такой, что дорога в топь превращается, или слепящая метель вот-вот закружит, сведет с пути…

— Теперь Федору Степановичу уже семьдесят шестой год пошел, а видала, какой он?.. — восхищенно и с гордостью, точно о своем кровном деде, говорила Тина. — Ходит он уже медленно, правда, но кряжисто. Видела, как важно палкой помахивает, по-хозяйски во все стороны поглядывает? Растет громадный город, дымят кругом трубы! Вот погоди, придет он к нам, послушаем живую историю… Дал честное слово, что придет…