Арон Эрлих - Жизнь впереди

В ее отсутствие Коля всякий раз спрашивал:

— Вернется к вам ваша Наташа?

Он сомневался. Он полагал, что она должна пропадать от скуки в столь молчаливой компании, как Толя и Алеша.

— А сам? Почему сам молчишь сегодня? Даже и не похоже на тебя.

— Что ж я! Она пригласила не меня, а вас. Я для нее совершенно посторонний человек… Было бы странно…

Наташа возвращалась и вновь убегала, вспоминая, что надо похлопотать, чтоб специальный класс освободили от скамей и стульев и чтоб подготовили и включили радиолу.

Алеша и Толя в те короткие сроки, когда Наташа оставалась с ними, мучительно подыскивали темы для приятных разговоров, но ничего подходящего найти не могли: зачем-то им хотелось знать, какими пластинками заряжают здесь радиолу, будут ли фокстроты. Они очень интересовались также, с каких предпочтительно уроков начинается в этой школе день, с танцевальных или общеобразовательных.

Наташа отвечала им с легким удивлением и вскоре исчезала вновь.

— Ну, вряд ли придет теперь ваша Наташа! — снова заметил Коля. — Лично я сомневаюсь… Ладно! — объявил он вдруг, окидывая товарищей покровительственным взглядом. — Если она и на этот раз вернется, так и быть, буду выручать вас…

Он не зря похвастал. Едва Наташа вновь показалась в коридоре, Коля, оставив товарищей у подоконника, быстрыми шагами направился девочке навстречу. Он остановился с нею поодаль, оживленно беседуя, потом повел куда-то в сторону и вот наконец направился вместе с нею к товарищам, не переставая болтать. Наташа внимательно слушала его, на ходу засматривая ему в лицо, снизу вверх, с детским, простодушным удивлением.

Алеша и Толя с завистью наблюдали за ними издали. Вот он, кого-то изображая, прищурил глаз, удивленно развел руками, — должно быть, анекдот в лицах передавал… Наташа, всплеснув руками, захохотала и остановилась. Она смеялась громко и восхищенно. А Коля Харламов, с ленцой кривя рот, прибавил еще одну какую-то фразу, три-четыре слова, не больше, — и новый порыв веселья охватил ее, да такой бурный, что, добравшись к подоконнику, она принуждена была утереть платочком выступившие на глаза от смеха слезы.

Тут загремела радиола. Наташа, засуетившись, устремила взгляд на распахнутые двери класса и протянула назад, к Алеше, руку. Но Коля перехватил вдруг ее руку и, с места вальсируя, в несколько быстрых взмахов скрылся с Наташей за порогом класса.

Оставшись одни в коридоре, Алеша и Толя уселись на высоком подоконнике. Некоторое время они сидели молча, раскачивая свесившимися ногами в такт «Дунайским волнам».

Алеша поглядывал сквозь темное окошко на садик. Толя тихонько подсвистывал вальсу, потом сказал:

— Не водиться нам больше с Харламовым во веки веков… Видеть его не могу!

Радиола стихла, потом опять заиграла и снова умолкла. В коридоре то прибывало, то убывало гуляющих. Но Наташа и Харламов не показывались.

Ребята отсидели на подоконнике, сколько положено грусти и терпению, потом стали гулять. Не сговариваясь, они оба порешили ушедших не искать, в танцевальную комнату не ходить… Но всякий раз, идучи мимо, они хоть мельком, да заглядывали туда — и почти всегда успевали заметить: Наташа и Харламов вместе…

Коридор вскоре был в точности измерен. Алеша и Толя могли бы безошибочно сказать, сколько шагов от лестницы до танцевального класса или от первого до шестого окна на противоположной стороне.

Они находились у самой лестницы, когда Наташа выбежала из класса, высматривая их. Харламов явился вслед, секунду спустя. Ребята, опять-таки не сговариваясь, оба застыли в ожидании, невидимые за толпой у буфетной стойки. Опять заиграли вальс. Наташа порывалась вглубь коридора, но Харламов схватил ее за руку, в чем-то убеждая, и снова увлек за собой в танцевальный зал.

Теперь Алеша и Толя спускались по лестнице ступенька за ступенькой. Уже Толя приготовил жестяной номерок от вешалки, уже он готовился протянуть его с ходу уборщице за откидной доской. Но Алеша отвел приятеля ближе к дверям, где сидел сторож, такой добрый и догадливый… Добрый! Лучше бы он был сердитым и никого не пускал без билетов.

— Подождем немного здесь, — шепнул Алеша. — Вот… Окончится этот вальс, и… Может быть, она нас тогда искать будет? Если она будет искать даже здесь, внизу, тогда… тогда простим ее и вернемся. Понимаешь? Тогда, значит, не она, а один Колька виноват. Ладно?

Толя подумал. Он строго взвесил все эти «если» и «тогда».

— Хорошо, — согласился он, — если она придет за нами вниз, тогда вернемся.